Поднимаясь из-за стола, Вуйкович пробубнил «прошу!» и широким жестом пригласил усаживаться.
Павский молча сел.
— Что можете сказать об этом убийстве? — откинувшись на спинку кресла, положил руки на живот Вуйкович.
— Ничего. Печальный факт.
— О чем вы разговаривали вчера вечером, направляясь к господину Гатуа, с Кучеровым?
— О каких-то пустяках. Уже не помню.
— Почему же вы, по словам господина Гатуа, были расстроены?
— Кучеров был всегда мне неприятен. Он красный. Изменил белому движению и продался большевикам.
— Откуда это вам известно? И почему тогда вы с ним разговаривали?
— Таково мое глубокое убеждение, судя по его высказываниям и по тому, с кем он якшается. Я постоянно видел его в обществе коммунистов — Хранича и его родича, кафанщика...
— Та-а-а-ак! Может быть, вы все-таки припомните, о чем шла у вас беседа с господином Кучеровым?
— Я просил генерала не пятнать доброго имени воина Добровольческой армии. Он посмеялся надо мной. На том и разошлись.
— Поссорились?
— Разошлись!
— Что вы делали вчера в городе?
— Мне необходимо было кое-что купить. Но это было позавчера.
— И только? Куда вы заходили еще?
— Куда заходил? — Павский, словно только что вспомнив, воскликнул: — Как же! Я и позабыл, мне пришлось заглянуть к этому турку — вознице Алимхану: договориться, чтобы купил мне в Требинье удочку. Удочку и крючки. Я был очень удивлен, когда он мне сказал, что генерал Кучеров уезжает в субботу в два часа ночи.
— Почему вас это удивило? Турки обычно ездят ночью. А господин Кучеров подал в отставку и собирался уезжать!
— Да, но не сегодня ночью!
— Почему же вы не спросили его об этом?
Павский молча пожал плечами.
— Что вы делали после того, как ушли из дома генерала Гатуа?
— Пошел к себе. Выпил чаю. Читал. Не мог заснуть и вышел прогуляться. Это было примерно в половине второго.
— Та-а-а-ак! Вы встретили кого-нибудь?
— Во дворе у выходных ворот я заметил, так по крайней мере мне показалось, женскую фигуру. Я не придал этому значения. Увы, нравы нынче пали довольно низко. Впрочем, свидание, кажется, не состоялось.
— Почему?
— Минут через десять у ворот по каменным плитам снова застучали женские каблучки.
— Где вы в это время были?
— Сидел на скамейке среди кустов сирени. Слушал соловья... Могу показать. — Он встал, подошел к окну и протянул руку: — Вон, справа у складов крайняя скамейка в сирени.
Вуйкович посмотрел в окно, посмотрел на руку полковника и увидел, что она дрожит. «Не шла ли эта женщина на свидание к Мальцеву?»
— Укромное местечко. Все видно и скрыто от посторонних глаз, — заметил Вуйкович насмешливо. — «Слушал соловья». Та-а-а-ак!
Павский только пожал плечами, вытянул губы и вернулся на свое место.
— Скажите, когда вы вернулись из города, вы никому не говорили, что Кучеров уезжает?
— Да, нет, — замявшись, нерешительно выдавил Павский.
— Вы предпочли это держать в секрете из солидарности с генералом?
Павский вновь пожал плечами.
— Как долго вы просидели на скамейке?
— Затрудняюсь ответить. Вероятно, около часа.
— Вы ушли спать примерно в половине третьего?
— Примерно.
— И не выходили за ворота?
— Нет!
«Мальцев караулил снаружи, а этот внутри. Интересно, кого они поджидали: Кучерова? Убийцу? Или возницу? Эти господа знают больше, чем говорят. Такие, как они, сами топором не орудуют — голубая кровь! Их оружие — кинжал, пистолет, яд, а не крестьянский топор. И о ночных прогулках они могли и не рассказывать, хотя умнее первое...»
В дверь постучали. На пороге появился полицейский и доложил, что Хранич ждет в приемной.
— Ну что ж, — сказал Вуйкович, махнув рукой полицейскому, чтобы закрыл дверь, — благодарю вас, на этом мы пока закончим. К сожалению, я вынужден прервать нашу беседу. До свидания! И может быть, вы вспомните что-либо интересное.
Павский вышел, кивнув холодно головой сидящему в прихожей Храничу, и зашагал по коридору. Его губы едва кривила улыбка, глаза поблескивали сталью. Подойдя к двери директорского кабинета, он огляделся по сторонам, посмотрел в замочную скважину, постучался и зашел внутрь.
— Разрешите, ваше превосходительство, — кланяясь и щелкая шпорами, сказал Иван Иванович, — воспользоваться вашим телефоном, чтобы позвонить генералу Врангелю по конфиденциальному делу.
