Ее-то и следовало подорвать. Осуществление этой операции было тщательно разработано еще за несколько недель до эвакуации. Одно из главных действующих лиц была смелая и находчивая девушка, писаная красавица, сестра рабочего дока, которая в отличие от брата, флегматичного полтавца в английском френче, была вся огонь и энергия. Звали ее Оксаной.
Старший механик уже был от нее без ума, младший не спускал с нее глаз, когда она однажды пришла на водокачку. «Уж очень интересно посмотреть на машины и потом забраться наверх».
Внезапно дело осложнилось. Стоявшие на часах юнкера перестали подпускать к водокачке кого бы то ни было. Они расхаживали методически, как маятники, с фасада и с задов водокачки, шестьдесят шагов туда, шестьдесят — обратно.
13 ноября дувший три дня подряд норд-ост утих, нагнав тяжелые тучи. К вечеру они спустились совсем низко и заволокли горы. Заморосил безнадежный, мелкий, как из пульверизаторов, осенний дождь. Стало промозгло, неуютно и мокро. Юнкера поднимали воротники шинелей, но вода холодными струйками стекала им за ворот. До конца смены оставалось полчаса. Юнкера продрогли и промокли до нитки. Хотелось поскорей попасть в теплое помещение, выпить горячего чая и завалиться спать.
Глупым казалось это хождение туда и обратно. И невольно, попав под стреху, они укорачивали шаг.
Самую опасную роль Алексей взял на себя. Надо было вынырнуть из темноты в тот момент, когда расхаживающий вдоль задней стены часовой, удаляясь, дойдет до половины здания, быстро проскочить мимо и успеть встретить приближающегося к углу фасада другого часового.
Алексей едва успел добежать до угла, как показался часовой, и в этот момент что-то зашумело, часовой резко повернулся на шум к нему спиной и в тот миг, получив тяжелый удар дубинкой по голове, рухнул на землю. То же самое с другой стороны водокачки с другим часовым проделал брат Оксаны, этот на вид флегматичный полтавец.
Путь на водокачку был открыт. В действие вступила Оксана. Называя по имени механиков, она попросила поскорей отворить дверь. Дремавший у машины старший механик спросонок попался на удочку. И как только дверь чуть приотворилась, Алексей рванул с силой за ручку и механик застыл перед наведенным на него пистолетом. И тут же его подхватили дюжие руки матросов.
Не останавливаясь, они двинулись дальше, Алексей, Оксана, ее брат и рыжий молодой человек в студенческой тужурке. Их встретил оцепеневший от удивления младший механик и молча поднял руки. Миновав его, они поднялись наверх.
Четыре юнкера спали одетые на койках. Разводящий, неудобно привалившись к стене, громко храпел.
— Встать! — громко крикнул Хованский.
Юнкера вскочили. Разводящий, сразу сообразив, в чем дело, схватился за кобуру.
— Руки! Поднять всем руки! Стреляю! — гаркнул один из матросов.
Спустя несколько минут раздался глухой взрыв. Северная бухта погрузилась в темноту.
И тогда-то Алексей увидел это раздраженное и усталое лицо. Тогда барон тоже садился в машину и бросал распоряжения адъютанту. И подобострастное лицо адъютанта было точь-в-точь таким же, как сейчас, хоть это и был совсем другой человек...
«Марионетки судьбы», — подумал Алексей, глядя вслед уходящей машине.
2
Когда Алексей спустился к себе на электростанцию, он увидел Хранича, видимо, с нетерпением его поджидавшего.
— Вчера эта девка Павского, Грация, была в Требинье и заходила к слесарю Жике. Он лучший специалист. Потом ходила по магазинам... А вот вам письмо от Драгутина, велел на словах передать, что у него ночевал Кучеров. Генерал пришел очень расстроенный. Ругал Врангеля по матери! — Хранич захохотал. — Да так, что даже и мы, черногорцы, так не умеем.
В письме кафанщик Драгутин подробно и несколько витиевато, на крестьянский манер, излагал все то, что вкратце передал чика Васо.
В кармане у Алексея было и другое письмо, из Белграда, от хозяина — от Ивана Абросимовича. Это было первое его письмо и, наверно, важное. Потому Алексей, распрощавшись с Храничем, ушел к себе.
Абросимович шифром сообщал о приезде Врангеля и рекомендовал поспешить с операцией.
На другой день Алексей рано утром встретил Кучерова на шоссе во время его обычной утренней прогулки. У генерала было расстроенное лицо, выглядел он хмурым и на вопрос: «Нельзя ли, Петр Михайлович, с вами побеседовать, но чтобы разговор остался между нами?» — Кучеров вздрогнул, враждебно посмотрел на него и сердито бросил: «Извините, капитан, мне хотелось бы побыть одному, отложим нашу беседу на другой раз!» И, взяв под козырек, повернулся было уходить.
