2
В ночь с 11 на 12 августа 1939 года польско-советскую границу в районе городка Лунинец перешли три группы диверсантов, каждую группу сопровождали по три вооруженных до зубов проводника. В первой двойке шли Колков и Ольшевский, во второй Бережной и Бржестовский, в третьей Чепурнов и Дурново. Шесть суток пробирались они разными путями по глухому лесу и подсыхающим болотам. Группа Колкова остановилась неподалеку от полотна железной дороги. Утром проводники показали Колкову и Ольшевскому ориентиры: слева — дорога, справа — река Припять, идите, мол, между ними и доберетесь до Мозыря.
Оставшись вдвоем, они еще шли несколько километров по лесной просеке, пока к пяти часам утра не остановились у реки Птичь. Тут решили отдохнуть. Забрались в густой ивняк, закусили, выкурили по папиросе и улеглись под брезент спать. Но сквозь сон Колков услышал, как хрустнула ветка: то ли под чьим-то сапогом, то ли под копытом. Александр нащупал у пояса пистолет, осторожно приподнял голову и прислушался. Потом вышел из-под куста и, добравшись до старой ивы, осмотрелся. Высокий правый берег Птичи был пустынен, сзади в лучах солнца зеленел лес. Всюду царили покой и беззаботность, только утренний ветерок едва перебирал листву деревьев. Но Колков не доверял этой тишине, он ждал затаив дыхание: треск сучьев должен повториться!
Наконец справа за кустами послышался шорох, Колков рванул пистолет. На поляну вышел огромный, почти двухметровой длины вепрь. Он шел осторожно, прислушиваясь и принюхиваясь, щетиня гребень загривка, вытягивая морду, по-видимому, чуя человека. Колков вскинул пистолет, прицелился, готовый в любой момент нажать на спуск. Блеск стали напугал зверя, и он кинулся в кусты.
Переведя от волнения и страха дух, Колков подошел к спящему Ольшевскому. А Кацо, родом из Тифлиса, похрапывал под брезентом.
Колков шел с Ольшевским, которого знал по кадетскому корпусу. Это горячий кавказец, смелый; однажды они даже подрались. Но с той поры стали друзьями. Поэтому в товарище своем Колков уверен. Ему вспомнился первый переход через границу в августе 1938 года, когда он шел вместе с Околовым. Тогда он трусил больше, чем сейчас, но верил в правоту дела, на которое шел в Советский Союз, а сейчас к своему походу он был почти равнодушен. Околов теперь стал начальником разведки НТСНП, одновременно возглавляет разведшколу. А Колкову вновь досталась роль рядового исполнителя чужих замыслов. Впрочем, на сей раз он идет старшим; в Мозыре ему предстоит встретить две другие двойки и руководить ими по выполнению намеченных операций.
«Ты зрело смотришь на вещи, на тебя возлагает надежды наше исполбюро», — уверял его перед забросом в СССР Околов. Но Колков ему не верил. Он не верил больше и Байдалакову, который еще в Югославии твердил ему, что русский народ в СССР очень сочувствует идеям НТСНП, уверял его, Колкова, который сам побывал в России и убедился: людям наплевать на белую идею!
Вера Колкова в замыслы главарей НТСНП особенно надломилась после возвращения его из СССР. Они вернулись с Околовым в Польшу, неся какую-никакую истинную информацию о Советском Союзе для заграничного белого движения, а их сразу же на территории Польши арестовали и направили в полицейский комиссариат, допросили и отвезли в Вильно. Возмущало Колкова, что на их сведения накинулась польская разведка. Но он, Колков, никогда не продавался ни полякам, ни англичанам, ни японцам. Значит, верхушка НТСНП продалась? И немцам продалась тоже?
Околова совершенно не мучили угрызения совести, он, ухмыляясь, провожал Колкова в Вильно на вокзале, когда Александр уезжал в Варшаву. А Александр чувствовал себя больным и хотел лечь в больницу. Гостиницу в Варшаве ему заказали опять ту же, где он пребывал перед забросом в СССР. Колков увидел сонного портье, того же плутоватого бармена за стойкой, почувствовал тот же запах, присущий всем второклассным отелям.
Будто бы с ним ничего не случилось, будто бы он не побывал в СССР, не пережил встречи с родным домом, с родным городом. Колков ходил по коридорам отеля, надеясь увидеться с Зосей, но она уже уволилась и куда-то уехала. Это его совсем расстроило.
