— Все в порядке, — сказал Буйницкий, удивленно поглядывая на Вергуна, — ее хахаль посадил в машину, и они уехали. А что с вами, Кирилл Дмитриевич? На вас лица нет!
— Мой портфель! Пропал портфель! — прошептал Вергун одними губами.
— А это чей? — спросил Зимовнов, указывая глазами на портфель, который Вергун все еще держал в руках.
— Вроде бы у того серба был такой портфель. Перепутал, наверно. Да вы не волнуйтесь, выпейте! — и Буйницкий обратился к подошедшему хозяину: — Газда! Вы знаете эту пару?
— Они у меня первый раз.
— Взяли, наверно, по ошибке портфель господина, а свой оставили!
— Завтра, уверен, привезут. Впрочем, давайте откроем этот, может, установим личность. Или позвать полицию? Денег в вашем портфеле было много?
— Нет, нет! Не надо полицию! — всполошился Вергун.
— Сами разберемся! — заметил Зимовнов и, взяв из рук Вергуна портфель, раскрыл его и поглядел внутрь. — Здесь и деньги — две тысячи. Вот! Приедет он за ними. Никуда не денется! Посидим подождем его.
— К сожалению, господа, я обязан через полчаса закрывать, — глядя на часы, сказал хозяин, — на этот счет у нас строго. Полиция штрафует. — И обратившись к гостям, громко провозгласил: — Файрант!
Машина рванулась вперед, резко свернула на перекрестке и, все увеличивая скорость, помчалась вниз. Девушка тем временем стерла носовым платком с лица белила, погляделась в зеркало, подкрасила губы и, подарив «товарищу» ослепительную улыбку, спросила:
— Ну как, Олег? Хорошо?
— Здорово, Зорица, ты настоящая актриса! — Чегодов с восхищением посмотрел на девушку. Помощником в операции у Зорицы был молодой серб, скромный парень, которого Чегодов, знакомя неделю тому назад, предупредил: «Смотри, друг, не влюбись! Она занята! И ее кавалер такой, что может убить на месте!» Но не назвал парню Аркадия Попова. Олег тогда засмеялся.
— Отлично! На пять с плюсом сыграли!
На углу Кнеза Милоша и Дурмиторской машина остановилась. Девушка попрощалась, каблучки ее торопливо застучали по асфальту в сторону Сараевской улицы. А спустя пять минут из темноты к машине подошел Хованский.
— Ваше поручение выполнил, — небрежно прошептал Олег. — Вот она, вся филькина бухгалтерия. — И протянул Хованскому портфель.
— Эх ты! Не понимаешь, тут вся энтээсовская кухня, — сдержанно сказал Алексей.
— Да какая у этой шляпы Вергуна кухня! — засмеялся Чегодов.
— Это же элементарно. Во-первых, здесь все денежные поступления: чья разведка и сколько дает. Во-вторых, куда и по каким каналам уходят эти деньги. Уже этого достаточно. Сегодня ночью мы все это отработаем, чтобы завтра утром вернуть. А то беднягу кондрашка хватит.
...На другой день, когда Вергун зашел в кафану «Код Далматинца» и открыл только рот, хозяин, широко улыбаясь, протянул ему портфель.
— Уж извинялся, извинялся. «Впопыхах, — говорит, — схватил портфель и только утром заметил, что чужой». А у него там деньги. Не такие большие, но все-таки. Ну вот, а вы волновались! И не стоит благодарности. Заходите! Угощу вас в другой раз макрелью с грибами! Вот это блюдо! — И он поднял высоко руку и погрозил кому-то пальцем.
«Слава тебе господи! — подумал Вергун, убедившись, что все в портфеле на месте. — Шутка сказать — вся подноготная союза! Попади это врагам — мне лучше не жить!..»
5
Околов прибыл в Ленинград рано утром. Побродив по городу, он только к вечеру с тяжелой душой направился на квартиру к сестре. Предстоял трудный разговор начистоту, без обиняков; он понимал, что ему неведомы сложившиеся у людей за последние двадцать лет взгляды, взаимоотношения между мужчинами и женщинами, отцами и детьми, начальниками и подчиненными, братьями и сестрами... Изменился даже язык, толковый словарь Ушакова помечал такие слова, как «генерал», «господин», «гусар», устаревшими. Резко отличалась и русская речь, в нее вошло взамен старых множество новых слов, выражений, оборотов. Изменилось и само произношение. Культурный, классический язык старого чопорного Петербурга сменился на московский акающий говорок.
«Неужели, — думал он, — и Ксения, умная, справедливая сестра, тоже обольшевичилась? Нет! Не может быть!»
