Наблюдая за Карлом Краусом с его пышной блондинкой, за Берендеем и его красавицей супругой, и, наконец, за не спускавшим с них глаз Павским, Алексей вспоминал золотое правило, которому учат английских разведчиков:
«Всегда оценивайте своего противника как равного вам по силе. Не забывайте, что успех зависит от тщательного выполнения намеченного плана. Умейте сдерживать свои чувства, не пытайтесь вести пропаганду. Не следуйте примеру немцев, которые всегда кичливо недооценивали контрразведывательную службу...»
«Вот эти тоже, у меня за спиной, — недооценивают», — подумал Алексей, вспоминая, как Чегодов, пронумеровывая ему билет, шепнул: «Сзади вас будет сидеть матерый шпион Бурев».
Это был небольшого роста, плотный, смуглый, похожий на турка болгарин, на вид лет пятидесяти пяти — шестидесяти. Алексей знал, что Бурев сотрудничает с немецкой разведкой еще со времен первой мировой войны, будучи военным атташе в Женеве, что сейчас под видом богатого коммерсанта работает на «третий рейх», выдает себя за старого революционера, связан с многими белоэмигрантскими организациями, содержит группу македонских террористов, вероятно, работает в контакте с итальянской и венгерской разведками. Сидел он между двумя своими подручными, двоюродными братьями, председателем Болгарского отдела НТСНП Завжаловым и бывшим председателем Брюссельского отделения НТСНП Мурмураки. Говорили они вполголоса, по-болгарски.
Мурмураки по заданию Бурова организовал, а Поремский с группой осуществил под Парижем серьезную диверсию, взорвав несколько самолетов, подготавливающихся к отправке в республиканскую Испанию.
Алексей время от времени невольно бросал взгляд на ложу, где сидел Шульгин с приехавшим из Любляны сыном Димитрием, членом НТСНП.
Василий Витальевич Шульгин после своей легкомысленной поездки в Советский Союз и выпуска скомпрометировавшей его в глазах эмиграции книги «Три столицы» переехал в Югославию и при содействии одного из покровителей НТСНП, председателя «Союза русских журналистов и писателей в Белграде», был привлечен к работе в НТСНП и читал лекции по земельному вопросу, в которых отстаивал и восхвалял столыпинскую реформу. Свержение Советской власти Шульгин представлял себе не иначе как при помощи немцев и постоянно ратовал за то, что надо действовать в направлении обеспечения себе немецкой поддержки. С этой целью он намеревался протолкнуть в немецкие верхи свою рукопись «Пояс Ориона». В ней шла речь о создании единого целого из трех «звезд» пояса Ориона: Германии, Японии и России, причем России, освобожденной от Советской власти при помощи Германии и Японии.
6
На душе у Хованского было противно. За несколько минут до конца собрания Алексей встал и направился в фойе. Почувствовав на затылке взгляд, он быстро оглянулся и встретился глазами с Берендсом. «Интересно, что он от меня хочет?» — подумал и кивнул ему головой. В фойе толпился народ. Большая группа энтээсовцев, бывших донских кадет, окружила Аркадия Попова.
Его массивная фигура и волевое лицо резко отличали его от других, а может быть, это делала военная форма. До ушей Хованского донеслись слова:
— Мир хотят победить! А все они «г». И Гитлер, и Гесс, и Геббельс, и Гиммлер, и Геринг... Гейдрих...
Смех заглушил его последние слова.
Проходя мимо стоявших в сторонке «трех мушкетеров» — Буйницкого, Бережного и Зимовнова, Алексей кивнул им одобрительно головой, сунул незаметно записку Бережному, который находился ближе, и направился к выходу, подумав: «Надежных ребят подобрал Чегодов, такие не продадут!»
Спускаясь по широким ступеням крыльца, Алексей облегченно вздохнул. «Неужели эта красивая самодовольная девушка, на которую так плотоядно поглядывал вождь русских фашистов Вонсяцкий, нравится Аркаше Попову?» Минуту спустя Попов догнал его на улице:
— Алексей Алексеевич! Можно вас проводить?
— Разумеется, Аркаша! Почему ты бросил свою прелестную даму?
— Заметили? Хороша! Но, как поется в песне: «Там, где глупость божественна, — ум ничто!» Она дочь терского атамана. Увязалась со мной на съезд. Усадил сейчас ее в такси и отправил домой. Упиралась! Не хочу, дескать, еще рано!
