— Забирайтесь на среднюю скамью, — пригласила Магда и легко переступила через ветровое стекло. — Боюсь, что с вашей комплекцией можно произвести, как говорит Александр, поворот оверкиль. Лодка не из самых устойчивых.
— Не беспокойтесь, я вам еще белого лебедя станцую! — пообещал Леонидов, тяжело ступив на борт катера. Наконец он уселся, и Магда завела мотор. Лодка на тихом ходу пошла вдоль обрывистого, поросшего ельником берега. Леонидов повернулся к Магде, намереваясь продолжить разговор в прежнем шутливом тоне, но, увидев ее сосредоточенное лицо и словно застывший взгляд, умолк на некоторое время. Вновь он заговорил, когда лодка поравнялась с причалом Плетнева и правым бортом скользнула вдоль него.
— Магда, — сказал Леонидов, — надо всегда надеяться на лучшее, даже при таких обстоятельствах, если надеяться нельзя. Все может быть!..
— Вот об этом я и думаю. Мементо мори, — посоветовал нам милый доктор. — Да, да! — заметив протестующее выражение на лице Леонидова, уверила Магда. — Я с ним согласна. О смерти я думаю весьма относительно, то есть знаю, что существует такая штука, но совсем необязательно она должна коснуться нас, близких мне людей. По крайней мере, не так скоро должна произойти встреча с этой пиковой дамой. Не теперь и не в обозримом будущем. А ведь обещают теперь! Вы понимаете — теперь? — Магда захватила рукой лоб и, склонив голову, произнесла еле слышно: — Какой ужас!..
Это была минута слабости, которую Леонидов заметил в Магде впервые. Он еще не успел сообразить, как ему теперь следует поступить, а Магда уже торопила побыстрее покинуть ее «корабль», так как она может не успеть к электричке, и тогда весь ее напряженный план на день пойдет кувырком.
Леонидов, как только мог быстрее, выбрался на берег и стоял теперь, глядя из-под ладони на удалявшуюся лодку. Магда только раз оглянулась, помахала рукой и помчалась на полной скорости в сторону Белых скал.
* * *
За все последние дни у Леонидова не было серьезных забот, волнений, связанных с практическими делами, и он смог сделать пусть небольшую и не зависящую от него прямо, но единственно нужную в сложившейся ситуации и необходимую для самого уважаемого им человека — Магды вполне конкретную и реальную услугу. Он понимал, что эта услуга не связана с каким-либо ее торжеством и повода для радости тут не могло быть, но ощущение радости, не зависимое от него, все равно присутствовало. Леонидов вез целебные травы и настои только ради того, что Магда ждала их. Сам Леонидов не верил в возможную гибель Владислава. Такой богатырь, каким был брат Магды, должен и будет жить, а вера во все эти зелья лишь поможет укрепить его дух, что само по себе немаловажно.
Состояние же Магды, ее решительные действия были понятны и объяснимы. У Владислава не существовало никакой другой защиты, не было никакого другого более близкого человека, кроме Магды, который мог бы заслонить его от угрозы опасности, нависшей над жизнью. Самый близкий и в любых сложностях готовый прийти на помощь человек — мать — умерла. Отец, не умевший проявить себя в трудных житейских обстоятельствах, замкнулся в своих переживаниях и был не способен предпринять какие-либо практические шаги. Валерия, боевая, преданная и оптимистичная, слишком уж реально смотрела на жизнь, отчетливо представляла возможное и невозможное в ней. Все возможное она делала — ежедневно бывала в больнице, привозила Владиславу домашнюю еду, фрукты. Перед невозможным же оказывалась не то чтобы инертной и слабой, а ясно понимающей, что предпринимать сверхчеловеческие усилия никому не дано и поэтому делать это не имеет никакого смысла.
Дверь открыли, едва Леонидов прикоснулся к кнопке звонка. Оказалось, Магда была тут, в прихожей, искала на антресолях запропастившийся куда-то сушеный земляничный цвет. На ней был ярко расшитый фартук из суровой ткани. Зеленая кофточка с короткими рукавами, плотно охватывающими загорелые руки, шла ей и особенно — к ее серым с голубизной глазам. Она улыбнулась.
— Проходите! Мы как раз собираемся пить чай!
Леонидов наклонился, чтобы снять башмаки, но Магда запретила ему разуваться.
