- Бригада работает в том же составе, - весело докладывал Малыгин. Директор материалы дает. А сегодня дал мне машину, чтобы тебя встретить. А Илья Андреевич что-то приболел. Надо его навестить. Но ты, наверное, проголодался, бедный наш капитан. Похудел даже. Поедем скорее в столовую.
- Я завтракал, есть не хочу.
- Никаких разговоров, - запротестовал Клавдий. - Правда, я тоже завтракал, но некоторое количество калорий не повредит. Да и наш Денис уже несколько дней не питался в ожидании тебя.
- Я сегодня завтракал, - сказал Дениска.
- Ничего, пища располагает к разговору, - сказал Клавдий. - Все равно скоро обед. Вот мы и пообедаем. А потом на работу, у меня время выходит.
Юрий подумал о том, что мама сейчас на работе, Людмила - тоже. И он решил сразу же поехать на судоверфь. Однако сдался на уговоры Клавдия, и друзья завернули в столовую.
А потом Юрий поспешил в цех на свидание с "Дианой"
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Юрий написал всего одно письмо, и то очень короткое и сдержанное. Это не только огорчило, но даже обидело Людмилу. Она терялась в догадках. Может быть, он заболел?.. Или увлекся в поездке своими яхтенными делами и забыл о ней?..
После его отъезда она часто приходила в яхт-клуб и на "Звезде" заменяла недостающего матроса. Клавдий Малыгин на время поездки Юрия оставался на яхте за рулевого.
Выезды на "Звезде" проводились поздно, почти к ночи, потому что Клавдий после работы, по обыкновению, обстоятельно перекусив и чуть отдохнув, снова возвращался на судоверфь. Вместе с бригадой добровольцев он "творил" "Диану". Он действительно творил ее, как художник, как скульптор, как композитор, с волнением, любовно и самозабвенно.
От работы по шаблону и стандарту на шлюпках и катерах Клавдий уставал. Скучное, приевшееся серийное производство. Строя "Диану", он испытывал творческое наслаждение. Сшитые в темпе производственной программы и плана, катера и шлюпки с судоверфи уходили в чужие руки. На "Диане" же Клавдий будет плавать сам. И это многое значило. Внешне яхта должна быть скульптурной, в движении - легкой, как песня на просторе.
Письмо от Юрия Людмиле передал капитан гавани Кукин. Вначале она обрадовалась, а прочитав, обиделась и даже тихонько расплакалась. Она ждала письма большого, теплых слов и чувств, желания встречи. Но в письме ничего этого не было. Было коротко и, как показалось Людмиле, холодновато: все хорошо, многое повидал, кое-чему поучился, все время думаю о нашей "Диане", скоро буду дома. И все. Конец письму, если не считать подписи.
Если среди людей Людмила Багрянцева всегда казалась независимой, даже чуточку гордой и слишком самостоятельной, то, оставаясь наедине с собой, она легко предавалась сомнениям и мучительно переживала свои неудачи.
Она родилась в этом городе, на берегу могучей и величественной реки, невдалеке от моря. И любила она не столько город, сколько именно реку, то тихую, как будто дремлющую и по-богатырски дышащую, то норд-вестом разгневанную, поднявшую в мятеж многометровые, звероподобные, гривастые волны и страшную в такие дни.
В этом городе мореходов, речников и кораблестроителей нелегко найти мальчишку в десять лет, который не умел бы плавать. А Люда на шестом году, купаясь со своей воспитательницей из детского садика, стала легко держаться на воде. Она не боялась воды, наоборот, вода тянула ее к себе. И в садике ее прозвали уткой. Каким-то особым чувством она легко восприняла простое правило: не барахтаться, не бить по воде беспорядочно руками и ногами, а лежать спокойно, дышать также спокойно и глубоко. Легкие и свободные движения рук и ног - и ты поплывешь!
Когда Люде было девять лет, их семья переехала на юг, в Новороссийск. Отец, штурман дальнего плавания, перевелся в Черноморское пароходство. Несколько раз, когда пароход приходил в порт, отец появлялся дома. Он привозил из заграницы подарки матери и Люде - кофточки, чулки, всевозможные безделушки. Но вот прошел год - от отца не пришло ни одной радиограммы. Мать, своенравная и самолюбивая женщина, не запрашивала пароходство и не ходила в контору. Когда пароход, на котором плавал Багрянцев, в очередной раз пришел в Новороссийск, она узнала, что ее муж перешел на другое судно, приписанное к Одесскому порту. Потом она получила письмо от Багрянцева. Люда знала, что письмо от отца: она сама вынула письмо из почтового ящика и отдала матери. Мать прочитала письмо, но дочери не показала.
