Блэк хранил молчание. Сердце Беллмена колотилось все быстрее, он с трудом переводил дыхание.
— Хорошо, пусть будет пятьдесят. Я же сказал, что готов на уступки. Ну как, сойдемся на этом?
Он сел за стол и обмакнул перо в чернильницу.
— Я могу сейчас же составить новый договор…
Взяв чистый лист, он не увидел на столе свободного места, где можно было бы его пристроить, и широким взмахом расчистил часть столешницы. Вновь на пол полетели монеты; некоторые из них покатились в сторону Блэка. Одна ткнулась ему в ботинок, и Блэк высунул руку из складок просторного плаща, чтобы ее подобрать. Беллмен испытал некоторое облегчение при мысли, что хотя бы мизерная часть его долга таким манером возвратится Блэку. Какое ни есть, а все же начало.
Но, уже склонившись над бумагой, он краем глаза заметил, что Блэк с безразличным видом положил поднятую монету на стопку гроссбухов, ни один из которых он так и не удосужился открыть.
Насколько он мог рассмотреть в полумраке, Блэк выглядел смущенным. Или опечаленным. А может, этот легкий изгиб его губ предполагал незлобивую насмешку над Беллменом, как над зеленым юнцом, не способным усвоить простую истину?
— Семьдесят пять процентов, — предложил Беллмен скороговоркой. — Мне не особо нужны эти деньги. Я и без того достаточно богат…
Когда ответа не последовало и на сей раз, у него сдали нервы.
— Восемьдесят?
Это было очень много, но для него куда важнее было решить этот вопрос раз и навсегда. Оно того стоило, хотя бы ради Доры. Оно стоило и большего.
— Девяносто? В конце концов, это ведь ты подал саму идею.
Чернила капали с кончика пера. На тот момент письменный договор представлял собой лишь кляксу на бумаге, могущую означать что угодно или ничего вообще.
— Идею? — переспросил Блэк.
— Ну конечно! Той самой ночью, когда мы договорились о сотрудничестве. Беллмен и Блэк! Ты не можешь этого не помнить!
Послышался мягкий шорох одежд, истолкованный Беллменом как пожимание плечами.
— Я счел это твоей идеей, — молвил Блэк.
— Да нет же! «Я вижу перспективу» — это были твои слова!
Блэк смотрел на огонь в камине.
— И ты решил, что я имею в виду это?
— А что же еще?
Беллмен почти не видел собеседника — тот оставался в тени и выглядел как темная бесформенная масса. Слабый отблеск на одежде мог означать, что откуда-то на него все же падает свет, но где находится источник этого света, было непонятно. Кроме того, в темноте поблескивали глаза Блэка; взгляд его был задумчив и — не сказать чтобы недобр — скорее непреклонен. Никогда еще Беллмен не чувствовал себя таким незащищенным, таким прозреваемым насквозь.
— Ладно, я согласен передать тебе право собственности на всю свою долю в предприятии, — сказал он. — Для этого мне нужно знать твое полное имя.
Ответное молчание показало, что он где-то сбился с правильного пути. От него ждали чего-то другого. Он отложил ручку в сторону.
— Зачем ты пришел? Да, теперь я понимаю, что в свое время был не прав, но Дора…
Все это был жалкий лепет. Ему стало стыдно за себя, такого бестолкового и бессильного.
— Это не имеет отношения к твоей дочери.
— Не имеет?
Беллмен был озадачен. Выходит, Блэк и не собирался отнимать у него Дору? Он окинул взглядом комнату. Повсюду были разбросаны деньги. Но и деньги Блэка не интересовали. Мимолетное облегчение сменила растерянность. Так что же, в конце концов, нужно этому Блэку?
— Я пришел, чтобы попрощаться.
Беллмен поднялся из-за стола:
— Куда ты уезжаешь? И зачем? Я только начал тебя узнавать. Если на то пошло, я лучше знал тебя тогда, в Уиттингфорде, чем сейчас. И почему наше знакомство не может быть более близким? Когда-то я надеялся, что мы станем друзьями…
— Это исключено.
Беллмен пересек комнату и остановился перед камином, положив руку на спинку второго кресла. Сесть в него или нет? У него было смутное чувство, что этого не следует делать без разрешения Блэка.
— Время летит быстро, не так ли? Однако за все эти годы я усвоил одну вещь: у людей в запасе куда больше времени, чем они думают. И мне еще не поздно многому научиться у человека вроде тебя. Я так долго ждал твоего появления, и вот наконец…
