Правда, насладиться редким зрелищем шакарской ссоры не получилось.
В какой-то момент Максимилиан замолчал на середине гневной тирады и согнулся, закрывая руками лицо. По бледной коже прошла золотистая волна. Яркий свет будто пробивался сквозь ткани. Это было красиво и жутко.
– Ксиль?
Тантаэ подскочил к бьющемуся в судорогах князю и тут же отлетел в сторону, отброшенный мощным ударом когтистой руки. На груди его расцвели кровавые полосы, рубашка повисла ошметками. Ксиль закричал – хрипло, страшно и рухнул на землю, сотрясаемый крупной дрожью, как будто у него вдруг закончились все силы.
Он лежал лицом вниз. Никто не рисковал подойти к нему. Постепенно дрожь утихла, и стоны перешли в глухой плач. Я вывернулась из рук Рейвена, удерживавшего меня последние минуты, и подбежала к лежащему на полу князю. За мной неслышной тенью последовал Тантаэ.
– Максимилиан?
Я осторожно положила ему руку на плечо.
Князь повернул ко мне искаженное болью лицо.
– Когда ж это кончится… – Я едва различила слова в свистящем шепоте. – Когда ж я сдохну наконец…
– Не говори так!
Мы выкрикнули это одновременно – я и Тай, Пепельный князь. Максимилиан вымученно улыбнулся и, кажется, лишился чувств, как нежная барышня. Тантаэ осторожно провел ладонью по лбу несчастного, словно проверяя температуру.
– Что с ним?
Тантаэ ответил не сразу. Мне заранее не нравилось то, что он хотел сказать.
– Помните, я говорил вам о том, что Максимилиан был ранен? Отравлен солнечным ядом? Нет? Что ж, но сам Ксиль наверняка об этом упоминал. То, что произошло сейчас… это одно из последствий.
– Последствий? – эхом переспросила я. Голова у меня готова была вот-вот взорваться от боли, но собственное самочувствие волновало меня меньше всего.
– Да. Сразу после ранения приступы были очень сильными и частыми. Потом Максимилиан что-то сделал с собой, с составом крови, с регенами… Большая часть княжеских возможностей осталась за пределами доступности, но приступы почти прекратились. Мы думали, что он нашел способ справиться с ядом… Но ошибались. Семь лет назад это началось снова. И приступы прогрессируют. Если раньше обострение случалось один-два раза в год, то теперь почти каждый месяц. – Тантаэ отвел глаза. – Ему остался год, в лучшем случае – два. Потом либо смерть от болевого шока, либо отсроченный эффект воздействия солнечного яда, – с горечью закончил он.
В горле пересохло. Максимилиан, боги…
– Можно ему как-то помочь?
Тантаэ склонился над Ксилем, оглаживая ладонью лицо, линию подбородка, шею… Сейчас тот выглядел как подросток, изможденный аллийский полукровка, а не князь.
– За тридцать веков от солнечного яда не нашли противоядия. Не думаю, что что-то изменится за один год.
Цех постепенно наполнялся людьми. Битва за Зеленый город была закончена. Откуда-то все узнали о пленниках, и теперь их спешно переправляли через телепорты к опытным целителям. Среди наших потерь было немного, но ранены так или иначе оказались почти все.
Мы победили.
Шел дождь. Я сидела в своей комнате и выводила узоры на запотевшем стекле.
Я дома. Все живы. Айне и Джайян уже пришли в себя, и сегодня у нас намечался небольшой праздник. Хэл на радостях, что приключение мое закончилось благополучно, подарил мне свой значок из Академии. А ведь раньше так с ним носился, гордился, что он единственный студент Академии в возрасте пятнадцати лет, да еще на таком сложном факультете – некромантия. И надо же, отдал.
И почему мне так муторно…
– Нэй?
Мама заглянула в комнату. Руки у нее были по локоть измазаны в муке – печет что-то к празднику. Наверное.
– Он исчез.
– Ты о чем, солнышко? – встревожилась мама.
– Он исчез. Никто не видел его после того случая, – чуть слышно пробормотала я.
Мама нахмурилась, переплетая руки на груди. На коричневом свитере остались белесые пятна.
– Ты все думаешь об этом твоем князе?
– Ни о ком я не думаю.
Некоторое время Элен пыталась сверлить меня взглядом. Я отвернулась, всматриваясь в занавешенное дождем окно. Как будто что-то можно разглядеть за запотевшим стеклом…
Скрипнула дверь. На кухне загремели кастрюлями.
Да не хочется думать мне о нем, мама. Но о чем-то другом просто не выходит.
