И вот однажды, когда я трезвым взглядом (по причине зашитой в организм торпеды) оглянулся кругом, — я вдруг увидел, что никого, кроме Вас, дорогой Михаил Залманович, у меня не осталось. Звала меня к себе наша местная «Память», но я к ним не пошел в знак уважения к пятому пункту и лично к Вашему батюшке Залману, о котором сейчас много пишут и который был расстрелян в годы культа личности за то же, за что впоследствии реабилитирован.
Настало время покаяний.
И вот чего я пишу Вам это письмо, дорогой Михаил Залманович, — горит моя душа, скребет еще не уснувшая совесть, хочу очиститься, пасть перед Вами на колени, вымолить у вас прощение… Но чувствую, заочно сделать это будет трудно — слишком тяжел мой грех. Поэтому вот какая у меня к Вам просьба, дорогой Михаил Залманович, — пришлите мне, пожалуйста, приглашение, и я немедленно выеду на вашу историческую родину для своего искреннего покаяния, благо с выездами у нас сейчас просто. Прямо и честно встану я перед Вами, во всем повинюсь, плюньте мне в глаза — но только позовите! Человек я непритязательный и сильно вас не обременю. Неужели в вашем трехэтажном особняке не найдется небольшой комнатенки для кающегося христианина?.. А харчи я отработаю, выступая на ваших читательских конференциях в многочисленных библиотеках земли обетованной, я даже два-три слова выучил по-вашему для этой цели. И пусть все узнают, каким тернистым путем шли к высотам литературы наши русские писатели еврейской национальности. Пусть воочию увидят, какие препятствия вставали на их пути в виде живого примера моего появления рядом с вами. Что вы, все придут посмотреть!..
И кто знает, дорогой Михаил Залманович, может быть, со временем привыкнете Вы ко мне, и мы окончательно подружимся, ведь люди мы не чужие, и много чего будет нам вспомнить долгими тель-авивскими вечерами…
Кроме того, слыхал я, что у Вас, у эмигрантов, часто бывают приступы ностальгии, когда, казалось бы, все брось, беги в аэропорт, бери билет в одну сторону, гори оно все огнем, — а я тут как тут. Взглянете Вы в мое незатейливое лицо, и возвращаться Вам резко расхочется. И снова будем мы жить-поживать на Вашей святой земле, издали наблюдая за успехами перестройки у нас там, откуда мы с Вами приехали, искренне сочувствуя нашим бывшим землякам.
А если что и переменится у них в худшую сторону и сделаюсь я снова нужен любезному Отечеству, то обещаю замолвить за Вас словечко перед той же «Памятью», благо осталось у меня там два-три верных корешка.
Но пока душа моя тянется к Вам, не дайте пропасть, спасите меня, дорогой Михаил Залманович! Жду ответа, как соловей лета.
Зайт гезунд!
Ваш Иван.
1989 г.
Новый год встречали, как красивую женщину, — стоя чуть ли не по стойке «смирно». И заранее. Потому что не дома его встречали, а на рабочих местах. Собрались вот в складчину, по справедливости и по средствам, все необходимое заготовили и теперь пили в кругу трудового коллектива за его, Нового года, здоровье и своевременный приход. Не шампанское, разумеется, пили, а водку. Потому что русский человек, даже если он и еврей, должен пить водку, а никакое не шампанское. Правда, водку пили хорошую. Высокого качества. Но одновременно она имела и доступную, в разумных пределах, цену. Потому что производилась отечественным товаропроизводителем, труд которого не стоит ни черта, особенно по сравнению с производителем западно- и даже восточноевропейским.
А закусывали они, как это принято на аляфуршетах, праздничными бутербродами. С колбасой, паштетом, шпротами и ветчиной плюс зелень в широком ассортименте, полезная для мужчин преклонного возраста. Ну, и минеральная газвода «Бон-Буассон» в качестве прохладительного напитка — тоже плюс. Фельцман настаивал на том, чтобы ради светлого праздника в рыбном икры купить какого-либо цвета, хоть красной, хоть черной — один хрен, но остальные его активно не поддержали, сказав, что нечего зря деньги на ветер выбрасывать, когда вполне можно селедки купить взамен, самой лучшей, жирной и несоленой — мол вкус тот же самый, а цена существенно другая. Но селедку тоже покупать в конце концов не стали. Потому что она была уже лишней. Просто исходя из общего количества закуски на душу населения. Того, естественно, населения, которое непосредственно участвовало в банкете.
