Но на огород и на стирку вода годилась.
Выше по склону сопки мать развешивала белье. Еще выше свисали зелеными водорослями маскировочные сети боевого дежурства. Там стояли большие зеленые машины с локаторами на крыше. Но Наташе больше всего нравилась самая крайняя, на которой вращалась огромная металлическая карусель. Если бы кто-нибудь подсадил! Но солдат Наташа боялась.
Вообще жители поселка не любили военных.
Да и за что было любить голодную, вороватую массу чужих по всему людей, которых, самое главное, было в несколько десятков раз больше, чем гражданских?
— Ты смотри, какая гадина, — говорил отец, перекуривая на крылечке, когда локатор станции поворачивался к нему. — Ведь на излучение работает, скотина! Прямо в меня стреляет рентгенами! Тонь, ты посмотри, что творится!
Мать выходила на крылечко с миской в руке, продолжая что-то быстро взбивать.
— Говорю, Тонь, на излучение работает, — повторял отец, довольный, что страдает теперь не один. — В нас с тобой излучает, тварь такая! Их сектор как раз на наш огород приходится. Точно тебе говорю.
— Да ладно тебе, отец, — отвечала ему жена. Ведь не китайские машины, а наши, советские.
Они же своих не трогают.
— А рентгены, они не разбирают, где свои, где чужие. Ты на меня посмотри, аппетит уже не тот, что раньше, спать плохо стал.
— Это от того, что лакаешь много со своей шоферней! — защищала боевое дежурство патриотически настроенная мать.
— Не больше лакаю, чем другие. На работе не пью, между прочим, как эта солдатня на боевом дежурстве. А вот Наташку нам они облучили. Ты посмотри, какая девчонка худющая Освенцим с Бухенвальдом…
Действительно, десятилетняя Наташа была очень худенькой девчонкой, с огромными серыми глазищами, которые на скуластеньком ее лице смотрелись болезненно. При этом у девочки были большие ступни, что придавало ей почти мультяшный вид. Конечно, в школе ее зло и незамысловато дразнили.
Однажды учитель литературы прочитал на уроке знаменитое стихотворение Заболоцкого про некрасивую девочку, которая среди играющих детей напоминала лягушонка. В классе тут же решили, что это про Наташку Забугу. Самое интересное, что она не стала спорить — стихотворение ей очень понравилось. Она нашла сборник лирики Заболоцкого и переписала стихи о себе в блокнот. Самое главное для нее заключалось в последнем четверостишьи:
… А если это так, то что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Правда, эти стихи Наташа понимала по-своему. Лежа в кровати, девочка представляла себе прекрасную древнегреческую амфору, как на картинке в учебнике истории. Это был сосуд очень тонкой работы, с длинным узким горлышком, с изображениями богов и героев. Но самое главное внутри его мерцал огонек. Теплый, спасительный огонек, который она увидела тогда в ночной тайге. Наташа Забуга и была этим самым сосудом, красоту которого не могли оценить варвары, которые разрушили Рим в самом конце учебника за этот год. Под эти мысли девочка засыпала.
После зимних каникул к ним на урок физкультуры пришла очень красивая молодая женщина. Вообще, интересные женщины для поселка Привольное были обычным явлением.
У офицеров, а особенно почему-то у прапорщиков, жены были молоды и красивы. Но у этой девушки была такая потрясающая осанка и походка, что и девчонки, и мальчишки замерли в тех позах, в которых их застало это явление. Только баскетбольный мячик продолжил свой полет и больно стукнул в лоб, конечно же, Наташу Забугу. Но она даже не заплакала, потому что почувствовала, что сейчас свершится чудо, потому что фея явилась по ее мерцающую внутри сосуда пламенную душу.
— Меня зовут Алла Владимировна Зорина, сказала фея перед построившимися без команды учителя ребятами. — Я буду вести секцию художественной гимнастики в Доме офицеров.
Знаете, где находится Лом офицеров?.. Вот-вот.
Мальчики могут быть свободны, потому что художественная гимнастика — чисто женский вид спорта и мужчин не терпит.
Давно мальчишки из их класса не были так расстроены, будто их не взяли в секцию боевого самбо или дзюдо. Зато девочкам было оказано достойное внимание. Каждую из них Алла Владимировна осмотрела, со всеми переговорила и всех, без исключения, пригласила на занятия, но лишь Наташе тихо сказала особенные слова:
