- Он был старым занудой, - задумчиво произнес Бенни.
- Крупнейший в мире специалист по малярии, человек, спасший больше жизней, чем...
- Меня никогда не признают виновным, и вы это прекрасно понимаете, сказал Бенни.
- Напротив, гораздо больше шансов, что признают. Несмотря на то, что полицию в свое время вполне устроила версия самоубийства, недавний осмотр комнаты ясно показал, что сначала Коулмен упал и лежал неподвижно, и только потом в него выстрелили. Вы этого объяснить не сможете.
- А почему я должен что-то объяснять?
- Да потому, что если не найдется никакого объяснения, то вас признают виновным. Как может человек покончить жизнь самоубийством, если он сначала падает, а только потом в него стреляют?
Бенни пожал плечами.
- Он поднялся, выстрелил в себя и снова упал.
- Нет. И в кабинете Коулмена, в который, кстати, с тех пор никто не входил, все свидетельствует об обратном. Падал только один человек и только один раз. А потом уже его застрелили. Застрелили, когда он лежал на полу. Сам он этого сделать не мог.
"Да, не мог, - подумал Бенни. - И не делал, потому что я сделал это. Как забавна их непоколебимая уверенность, если учесть, что им не удалось обнаружить массу других несоответствий... Все эти чудодейственные полицейские методы не столь уж универсальны. Двадцать лет назад полиция поверили одной лжи. Сейчас они верят в другую. Может быть, еще лет через двадцать они наконец узнают правду".
За дверью камеры прозвучал голос тюремного надзирателя:
- К вам мисс Хеберт, Райс.
Бенни взял ее за руку и улыбнулся. Внезапная перемена в его поведении поразила Кенселя.
- Три четверти прессы на нашей стороне, - возбужденно говорила Марита. - Они считают, что раз тебе больше ста, то опасности для общества ты уже не представляешь. О том, чтобы ты мог совершить еще какое-либо преступление за последние двадцать лет, и речи быть не может. Но они говорят, Бенни, о, я до сих пор не могу в это поверить... Я не верю, что ты убил. Ты не мог.
- Но я действительно убил, - мягко произнес Бенни. - Марита, я очень рад, что ты здесь. Скажи, Марита, ведь твои желания совпадают с моими?
- Да.
- Я хочу умереть.
- Нет! - прошептала Марита, а Кенсель с изумлением воззрился на эту старую лисицу, так быстро менявшую окраску своей шкуры. С Маритой Бенни был сама нежность.
- Не говори так, - шептала Марита уже более настойчиво. - Ты не можешь, не должен умереть. Ведь ты любишь жизнь, ты все еще любишь жизнь.
- О да, - ответил Бенни, - но только если мне позволят прожить ее по-своему, на свободе. Раз полиция занялась расследованием жизни Бенни Райса - мне конец. Они проследят мою жизнь шаг за шагом, до того момента, как я начал работать консьержем у Коулмена, и неизбежно снова займутся делом о его самоубийстве. Содержание последних писем и телефонных разговоров Коулмена доказывает, что он собирался покончить с собой. Я в свое время смог направить расследование в выгодную мне сторону. Но что делать теперь, когда полиция располагает средствами вернуться к месту преступления и восстановить всю картину происшествия даже через двадцать лет?
- Далеко не всю картину, а только ее часть, - сказал Кенсель.
Он произнес это так многозначительно, что Марита взглянула на него с изумлением, а Бенни - с внезапной опаской.
- Я все время понимал, что вы ведете себя как первостатейный обманщик, но мне следовало догадаться раньше. Вы - Коулмен.
Бенни предвидел этот выпад.
- Да. Теперь вы понимаете, почему я хочу умереть? Я действительно Коулмен. Великий человек, как вы сказали. Но убийство - все равно убийство, и неважно, кто кого убивает - старый, никому не нужный кретин Райс Коулмена или Коулмен - этого старого кретина. Это все равно преступление, все равно убийство. Двадцать лет я прожил под маской Бенни Райса и отдал бы все, чтобы прожить еще столько же. И если уж мне суждено умереть или, что еще хуже, сесть в тюрьму, я предпочел бы остаться тем же Бенни Райсом.
Марита нахмурилась.
- Мне безразлично твое настоящее имя.
- Я знаю, Марита. Но мне-то не безразлично. Кенсель, вы сможете добиться для меня смертного приговора?
