Но планы и надежды, в человеческой жизни всегда имеют специфическое чувство юмора. Полагаясь на них, люди всегда сталкиваются с неожиданными поворотами судьбы и виражами непредвиденных ситуаций. Так было и в этот тяжелый для Славика час. Солнечный свет, итак едва проступавший сквозь густой серый воздух, начал постепенно исчезать, словно его выкачивали из окружающего пространства. Небо над головой из темно-серого перетекло в густо-черный купол, скрывая последние остатки света. Закат был еще далеко, но мертвый лес диктовал свои правила, перед которыми любое живое существо было бессильно. Скоротечность событий подогревало энтузиазм в сердце и адреналин в крови. Беглец прибавил ходу.
С уходом света, все вокруг погрузилось в кромешный мрак, и в этом мраке застыло все, даже звуки. Такой оглушительной и абсолютной тишины, Славику не доводилось слышать еще ни разу в своей жизни. И в душе его вновь забили барабаны ужаса, который волна за волной накатывал на горе-путешественника. Он остановился, предчувствуя страшную опасность, скрывающуюся за каждой тенью, за каждым деревом, в пучине вязкого зловонного болота. Решив передвигаться более осторожно, он перешел на ночное зрение, в котором теперь он едва-едва, но смог узнавать островки сухой почвы под ногами. Его дыхание участилось, а сердце норовило вот-вот выпрыгнуть из груди. Сознание же не могло никак определить источник угрозы, и он обратился к своему подсознанию, которое было тесно переплетено с кристаллом у него в груди.
Легкий, едва уловимый ветерок заплясал в этой свирепой мгле, лаская своими ледяными ладонями, бугристую от мурашек, кожу, проникая, казалось, в самую душу. Он запускал свои пальцы под мокрую от пота и сырости футболку, шевеля волоски на теле и обволакивая свою жертву в простыню холода. Тишина слегка надорвалась, впустив в себя едва уловимую мелодию, похожую на звон крохотных колокольчиков, которую он даже не слышал, он ощущал ее нутром. Затем к ним присоединились дребезжащие отголоски звуков, похожих на дрожащие волны, которые издает затухающий под ударом молота гонг. Звуки играли с его сознанием в прятки, повышая душевное и физическое напряжение. Слава стал похож на оголенный нерв, каждое прикосновение к которому вызывало почти физическую боль. И тут он услышал голоса:
— Ваа-рээн… Ваа-рээн… — Повторил чей-то тихий, зловещий шепот, словно сам ветер, пытался позвать Славу по имени. А следом за ним, раздались едва уловимые, похожие на звенящие бубенцы призывы, произнесенные девичьим, тоненьким голоском:
— Варэн! Варэн! — Они были отрывистыми и внятными. Следом за ними вновь повторился тягучий, шепчущий зов:
— Ваа-рээн… Ваа-рээн… — И вновь, женские и короткие: — Варэн! Варэн! — А затем прозвучал тоненький, детский смех.
У Славика похолодело все внутри, и он начал судорожно оборачиваться по сторонам, выискивая источники голосов. А звуки продолжали метаться из стороны в сторону, словно бегая вокруг него, и звали-звали. Он крепко зажал в руке «ледоруб» и метался по кругу, словно загнанный в смертельную ловушку зверь. Дыхание его участилось, а пульс барабанил по вискам безжалостной дробью. В отчаянии и изнеможении от напряжения и усталости, Слава крикнул в пустоту:
— Кто вы? Покажитесь? — Но ответа не последовало, а лишь снова позвало его по новому в этом мире имени: — Варэн!
Слава бросился бежать, но его попытка так и не воплотилась в жизнь, потому что тело окаменело от ужаса, и он часто задышал, пытаясь избавиться от предательской паники. Ветер подул позади него, и все его обостренные чувства мигом закричали в один голос: «Обернись, оно сзади!» Он обернулся и увидел сквозь плотные клубы туманы, танцующие в темноте, серый силуэт женщины в белой рубашке, подолы которой ниспадали до самой земли. Волосы светлого цвета, а лицо имело едва уловимые черты. Он всмотрелся внимательнее в ее лицо и подумал, что она ему знакома, а затем с ужасом понял, что видит перед собой погибшую мать. Она подняла свою руку ладонью вверх и поманила его, сказав, не раскрывая губ: — Варэн! Затем она плавно развернулась к нему спиной и исчезла в тумане.
