– Нехер делать, нехер делать! – визжал чёрт, снова вращаясь и покачиваясь вверх-вниз. – Вон отсюда! Фу! Пшли!
Вдруг он опять замер, напрягся, и раздался оглушительный пердёж. Из мохнатой задницы извергся водопад дерьма, пролился на голову тётке. Чёрт, визжа от радости, крутился и подпрыгивал в воздухе, не переставая испражняться.
– Дохера о себе думаете! – Рот тётки открывался в такт словам, но звук шёл не оттуда. – Я щас мужа позову, он те, сука, устроит здоровый образ жизни!
В раскрывающийся рот затекало дерьмо, лица уже не было видно. До меня долетела волна такого зловония, что в глазах потемнело.
У меня что, крыша едет? Солнечный удар? Так ведь солнца ещё толком не было! Что это за херня? Что вообще происходит?!
Я моргнул. Как будто кто-то резко выдернул из проектора один слайд и заменил другим. Чёрт исчез. Исчезло покрывавшее тётку дерьмо. Вернулись звуки. Хриплый лай собаки. И ещё что-то добавилось…
Повернув голову, я увидел Виталия. Упав на колени, он блевал на траву. Тётка-собачница расхохоталась.
Четвёртый круг
У пустоты так много лиц,
Так много масок и имён
Её великое Ничто
Следит за мной со всех сторон
– Да и пошёл ты! – воскликнул я в сердцах и нажал «крестик» в правом верхнем углу.
Предложение сохранить изменения не появилось. Я только что полтора часа просидел перед открытым файлом и не написал ничего. Вот уже неделю одно и то же повторялось каждый вечер. Вот уже неделю я не выходил на пробежку…
Cтранное видение немного потускнело в памяти, но всё равно я то и дело вздрагивал. Вспоминался то голос чёрта, то запах его дерьма, то взгляд… Жёлтый, бешеный, даже близко не человеческий. Я, конечно, писатель, но придумать такое… Будь я художником – ещё может быть, но я-то привык думать словами, текстом.
И всё-таки надо было признать, что это – мой глюк и больше ничего. Нет, я не материалист на всю голову. Я верю в загробный мир. Но в то, что его населяют черти из детских сказок – нет, не верю. Приземлись на площадке летающая тарелка, я бы ещё сомневался, но чёрт?! Извините, это бред.
Неделю я тщательно следил за собой. Старался подмечать любые странности, но не подметил ни одной. Я был прежним, окружающий мир – тоже. Я ходил на работу, я сидел перед компьютером. Ел, пил, спал – всё было обычным.
Сдаваться психиатрам не хотелось. Поэтому мало-помалу я убедил себя в том, что у меня просто кратковременно помутилось сознание. Сон наяву – бывает же такое. Кажется… В общем, не повод для паники. Первый раз – не шизофреник.
Успокоив себя таким образом, я завёл будильник на половину пятого и утром вышел в полной боеготовности. Однако возле самой калитки, ведущей на площадку, сердце запрыгало. Ноги сами собой прошли мимо. И я побежал по обычному тротуару. Дрожащей рукой нащупал кнопку гарнитуры, нажал. В уши ударил рок.
Я не люблю перемен. Я – консерватор уровня «бог». Меня не обрадовала ни новая «трасса», ни меняющийся пейзаж перед глазами. Все выбоины на асфальте были незнакомыми. Навстречу то и дело попадались люди. А то и машины.
Вдоль дороги к удовольствию добавился запах выхлопных газов. И я понял, что выдыхаюсь. Выдыхаюсь гораздо быстрее, чем раньше. Как будто что-то вытягивает из меня силы.
Кое-как описав вялый круг по району, я отметил полчаса и вернулся шагом к подъезду. Возя электронным ключом по считывателю, поймал себя на том, что мне больше всего не хватало их.
Лены и Виталия.
***
На следующий день я пробежал чуточку лучше. Через день – ещё лучше. Но вместо приятной усталости теперь меня валило с ног какое-то опустошение. Мысли метались в голове, как стая ос, в чьё гнездо кто-то метко запустил камнем. Вернулась боль в боку. Пришла одышка.
И всё-таки я бежал. Как автомат, как робот, которому ввели такую программу. Бежал – и не понимал, зачем. Через неделю начали ныть колени…
Тогда я решился. Вечером отыскал на балконе палку в локоть длиной. Балкон – это уникальное образование. При желании там можно отыскать всё, что угодно, хоть зенитно-ракетный комплекс. А на следующее утро, в половине пятого, я отважно вошёл в калитку, помахивая палкой, и губы сами собой растянулись в улыбке.
