Глава тридцать седьмая
Виктор
КОГДА Я ВХОЖУ В МАСТЕРСКУЮ, этот парень по имени Алекс Фуэнтес, с которым Айза училась в старшей школе, стоит под «Бьюиком» с Моникой и учит ее менять масло. Все бы ничего, будь Фуэнтес уродом или ботаником вроде Берни, но он вовсе не такой. Совсем наоборот.
Этот pendejo похож на актера или на фотомодель, он в черной майке, которая только подчеркивает его рельефную мускулатуру. Когда он, объясняя, как менять масло в машине, берет Монику за руку, у меня сжимаются кулаки. Я не видел Алекса целую вечность. Энрике был его двоюродным братом. Вроде бы Фуэнтес в Северо-Западном университете изучает медицину или что-то типа этого. Раньше он появлялся здесь чаще, но это было еще до того, как я начал работать у Айзы.
– Да ладно? – говорит Алекс. – А Айза говорила, что ты сидишь наверху на заднице и ничего не делаешь. Ты слился, вот я и помогаю Айзе вместо тебя, – бурчит Алекс и, оставив Монику под машиной, уходит за маслоуловителем.
– Иди ты к черту, чувак, – говорю я.
Он ведь понятия не имеет, через что мне пришлось пройти. Не ему меня судить. Вообще никому не позволю меня судить.
Остановившись как вкопанный, Алекс поворачивается ко мне:
– Что ты сказал?
– Иди. К черту.
– Вик, прекрати вести себя, как придурок, – вступает Моника. – Он прав.
– Да все нормально, Моника. – Алекса, похоже, развлекло, что кто-то осмелился бросить такому, как он, вызов. – Слушай, amigo, – говорит Алекс, приблизившись. – Или помогай, или убирайся. Что выбираешь?
Мы уставились друг на друга, Алекс протягивает мне маслоуловитель.
– Виктор, – предупреждающим тоном говорит Моника.
Я не свожу глаз с Фуэнтеса, но голос Моники звенит в ушах. Чутье подсказывает мне, что лучше ударить первым, потому что такой чувак, как Фуэнтес, не уступит. В моих венах закипает кровь. Наплевать, что он опасен. Я не боюсь. Можем сразиться прямо здесь.
Трей больше не может защитить Монику от всех и вся, так что теперь я беру это на себя. Но я не смогу ее защищать, если она будет на меня злиться, так что я отступаю. Я сосредотачиваю взгляд на маслоуловителе, который все еще у Алекса в руке. Выхватив его, я закатываю глаза в ответ на удовлетворенный кивок Алекса.
– Ты напоминаешь мне меня в юности, – говорит Фуэнтес. – Напор и энергия. Но подожди, появится девушка, которая заставит тебя стать на колени. Такие, как ты, тоже не застрахованы от этого, güey[21].
– Это еще посмотрим, – бормочу я, радуясь тому, что необходимость заботиться о жене и ребенке не дает Алексу ошиваться здесь день и ночь. – Я не такой, как ты.
– Такой же. Ты просто этого еще не знаешь.
Я встаю под машину рядом с Моникой. На ней мой комбинезон. Он ей велик, но, черт возьми, все равно ее можно сразу на разворот любого журнала.
– Я не хочу, чтобы меня учил ты, – говорит она, а потом указывает на Алекса. – Лучше пусть это будет он.
Больше всего на свете мне сейчас хочется стереть самодовольную ухмылку с лица Фуэнтеса.
– Почему? – раздраженно спрашиваю я.
– Потому что он милый.
– Это я милый, – возражаю я.
– Нет. – Она упирает руки в боки. – Ты совсем про меня забыл. Хочешь знать, что я думаю?
– Не-а.
– Ну я все равно скажу. – Она подходит ближе и тыкает пальцем мне в грудь. – Я думаю, что ты забрался в темное местечко, чтобы от всех отгородиться и забыть о жизни и о мире вокруг. Но знаешь что, Вик? Мне тоже больно. Я страдаю из-за смерти Трея не меньше, чем ты, так что если ты готов вернуться в реальность и общаться со мной, то хорошо, оставайся. Но если хочешь и дальше жить в темноте и изоляции, тогда проваливай отсюда.
Алекс смеется:
– Andas bien[22], Вик? У нее есть ol’ huevos[23]. Смотри в оба.
– Не лезь не в свое дело, Фуэнтес. У меня все под контролем.
Он смеется:
– Конечно, чувак. Я займусь вон той машиной. Если будут проблемы с твоей chica[24], зови.
Я не говорю ему, что это chica моего лучшего друга, не моя. Когда он отходит на достаточное расстояние, я поворачиваюсь к Монике. Волосы лезут ей в лицо, пальцы вымазаны в масле после масляного фильтра. Она похожа на принцессу, которая упала в грязь.
– На, – говорю я, протягивая ей полотенце. – У тебя грязные руки.
