Чернуха тоже ее увидела. Озадаченная, она потянулась к Чэю, наступив по пути на Санборна – он что-то недовольно буркнул, – понюхала его подбородок и лизнула.
Генри отвернулся и стал смотреть в окно.
Отец Генри говорил ему, что если они построят свой дом подальше от Беды, то она никогда их не найдет.
Но Беда нашла их. И сторицей отомстила за то, что они так долго от нее прятались.
Они остановились у заправки и купили три бутылки корневого пива – правда, это был уже не «Адмирал Эймс», потому что Портленд остался далеко позади. Все трое скинулись на бензин и снова вернулись на дорогу, где и съели ужин из пакетов, которыми снабдил их Майк. Чернуха проявила к ужину повышенный интерес – настолько повышенный, что проглотила все три куска яблочного пирога из всех трех пакетов.
Небо уже пыталось решить, что оно предпочитает – быть ярко-золотым или слегка порозоветь, когда Санборн наконец задал вопрос, давно требующий ответа:
– Ребята, а вы вообще знаете, куда мы едем?
– На Катадин, Санборн, – ответил Генри. – Забыл?
– Спасибо, мистер Эйнштейн. Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду: знаем ли мы, как туда добраться, или насколько это далеко, или хотя бы можно ли добраться туда засветло?
Генри вынужден был признать, что у него нет никаких соображений на этот счет. Он рассчитывал, что о таких мелочах позаботится Франклин.
– Франклина здесь нет, Генри, – сказал Санборн, как будто Генри забыл. Как будто он мог забыть. – Поэтому я предлагаю остановиться где-нибудь на ночлег, а утром спросить дорогу.
– Мы можем еще раз переночевать в машине, – сказал Генри.
– Нет, – возразил Санборн, – мы не будем еще раз ночевать в машине. Вы, ребята, не пробовали спать с собакой на животе, так что мы не будем еще раз ночевать в машине. Найдем место, где есть нормальные кровати с нормальным бельем. И душ.
И туалет, желательно с исправным бачком. И душ… или я про него уже говорил? У меня с собой отцовская кредитная карточка.
– Надо еще, чтобы туда пустили Чернуху, – сказал Генри.
– Разумеется, – согласился Санборн. – Для меня это условие первостепенной важности. Надо, чтобы туда пустили Чернуху.
– Говоришь, у тебя отцовская кредитка?
– А у тебя нет?
– Нет.
– А у меня есть.
– Зачем отец отдал тебе свою кредитку?
– Затем, чтобы я не приставал к нему каждый раз, когда мне что-нибудь понадобится. Это экономит уйму времени и сил.
Генри подумал о том, что сказал бы его отец, попроси он у него кредитную карточку. Почему-то он не мог представить себе ничего, кроме одного: как, услышав такую просьбу, отец отрицательно качает головой и уходит в библиотеку, чтобы ему никто не мешал. Генри вытер ладонь о штанину.
Небо остановило свой выбор на золоте. Оно позолотило все вокруг – и четкие контуры высоких сосен, и отвесные склоны гранитных скал по бокам шоссе, и легкие облачка, которые еще тянулись длинными хвостами за штормовым фронтом. Даже в само́м воздухе плясали золотые искорки, и они ехали в мерцающей дымке, хотя практически не видели ее. Это мерцание словно все время находилось на грани видимости – почти незаметное, оно все же присутствовало. И именно пытаясь наконец уловить его, как-то поймать в фокус, Генри и наткнулся взглядом на озеро, зажатое между двумя темно-зелеными холмами.
Золотое небо сгустилось в воде, и ее ровная поверхность мягко светилась, как средневековая позолота. Озеро пересекала длинная пылающая черта – точно тропа, по которой воскресшим предлагается рука об руку прошествовать в Царство Господне.
Все трое уставились на нее – и Чернуха тоже, – а когда дорога свернула вслед за крутой береговой излучиной, солнце с водной глади будто крикнуло им прямо в глаза. Чэй сбавил скорость. Никто из них не хотел, чтобы этот крик смолк.
Они медленно ехали вдоль береговой линии, и вместе со сменой направления менялась сила отраженного света, так что из ослепительной вода постепенно превратилась в лишь слегка отливающую золотом. Чернуха заскулила – Генри подумал, что понимает ее чувства, ведь озеро так прекрасно. Однако довольно скоро она дала ему понять, что на самом деле он не понимает ее чувств, вызванных скорее необходимостью покинуть пикап и отыскать мягкое, поросшее травой местечко, нежели красотой пейзажа. Что бы ни случилось, дела мирские всегда требуют внимания, вспомнил Генри.
