– Да, это был я… Признаюсь в содеянном!
– Но все говорят, что ты не был вчера в Морквашах, – удивились жандармы.
– Был, – ответил Ласковая Волница, опуская глаза…
По настойчивой просьбе отшельника его судили, но по закону, а также по многочисленным просьбам морквашан и, в частности, самого купца Н., его оправдали.
После суда Ласковая Волница с неделю гостил у этого купца. И с тех самых пор отшельник либо его тень – а отшельники и за своей тенью признают жизненную силу – совершали одни богоугодные дела.
Узнав о том, что сознание человека имеет в своём составе два «я» – низшее и высшее, и что на пути к просветлению требуется утвердить руководство высшего «я» над низшим, отшельник Илья придумал такие упражнения.
Проснувшись рано утром, он спрашивал себя:
– Не желаешь ли, мой друг, встать на молитву? – И сам же изменившимся голосом отвечал: – Слушаюсь и повинуюсь, моя любовь!
После молитвы, изучая Священное Писание, Илья время от времени вопрошал:
– Не устал ли ты, моя радость? – И отвечал, поглаживая бородку: – Никак нет!
Вечером, готовясь ко сну, Илья был тих и задумчив.
– Кажется, день прошёл не так уж и плохо? – спрашивал он себя. И отвечал с весёлой улыбкой: – Я тоже так думаю, мой господин!
«Желаю иметь в сарае окошко! – сообщил бывший поручик Лукин, живший в посёлке Запанской, ржавому гвоздю, лежащему на полке. Принёс от соседей коловорот и стал сверлить им в дощатой стене отверстия.
Когда, следуя друг за другом, отверстия образовали полный круг, Лукин взял молоток и ударил им посередине. Солнце вошло в его сарай, легло уставшей хозяйкой на солому, явило танцующую пыль…»
Так писал своему другу, самарцу NN, один отшельник. И внизу, подводя итог, сообщил:
«Душа моя, незримо присутствуя в сарае, получила от лицезрения действий поручика немалое удовольствие. И открыла для себя закон, равно действующий как в мире физическом, так и в духовном».
– Сколько лет надлежит провести в вашей обители, чтобы достичь просветления? – спросил мирянин жигулёвского отшельника У., считавшегося человеком просветлённым.
– Не меньше десяти лет, – ответил У.
– А если я буду очень стараться, тогда?
– Не меньше пятидесяти лет, – ответил У., не дрогнув ни единым мускулом. – Поскольку тот, кто сильно желает конечного результата, редко достигает его чересчур скоро.
«Где-то в Жигулёвских горах, облаками окружённых, между севером и югом, Волгой и Иртышом, между скорбью и радостью, хулой и хвалой, между миром людей и миром Блаженных затерялась пещера отшельника. Ай ли, мой друг, её не найдём?» – поётся в одной старинной песне».
Имея в своём хозяйстве школьный глобус, сделанный из обычного папье-маше, один отшельник каждый вечер укладывал спать материки и океаны. Качая глобус на своих руках, отшельник пел ему с материнской любовью псалмы и молитвы.
Днём, когда солнце освещало пещеру, отшельник протирал сибирскую тайгу мягкой фланелью. Гималайские горы он гладил осторожно, как иглы у ежа, представляя их себе мягкими и пушистыми. А пустыню Сахара смазывал рыбьим жиром, как плешину. Желая людям добра, отшельник ухаживал за всем миром, не деля его на страны и континенты.
А вы, любя человека, не качаете ли его образ в своём сердце, как это делал отшельник?
Один отшельник так описал свой приход к отшельничеству, и сам удивляясь тому, что с ним произошло:
«Когда я узрел в самом себе светящийся мост, ведущий в райские кущи моей души, я вдруг увидел такой же мост над Волгой. Пошёл по нему, попал в Жигули и был принят в светлое братство отшельников».
Однажды, сказывают, глубоко под землёй, отшельники соборную молитву творили. О спасении всего мира та молитва была. И вдруг из тёмного каменного рукава, поблёскивая заклёпками, выезжает прямо на них эсеровский броневик...
– Расступитесь, дамы и господа, не мешайте продвижению боевой техники на фронтовую линию! – кричит из кабины молодой, с чёрными усиками офицер.
Отшельники не обращают на него никакого внимания, офицер ещё громче на них кричит. Наконец, объявляет:
