Особенно Митьку злило то, что на фоне хозяйства Егора (дома, справного сарая, крепкого забора), дом Митрия выглядел убогой халупой, беднее не придумать. Не надрываться же ему день и ночь по благоустройству собственной усадьбы из-за того, что этот мироед Егорка, с которым они с детства не ладили и постоянно дрались, изводит себя такими трудами! Любуясь на старанья Егора, Митька иногда давал ему вполне дельные советы, иногда подначивал, но Егор был невозмутим и всегда доводил дело до нужного уровня. Эта невозмутимость так выводила из себя Митьку, что всё удовольствие от созерцания чужой надсады исчезало, болезненно отражаясь на его здоровье.
Митьке хотелось, чтоб его кирпич, брошенный на чужую крышу, свалился не на него, а на Егора, чтоб сосед поранил ногу, наткнувшись на вилы, и не мог вкалывать, ну, хотя бы надорвался, таская тюки с сеном. Он с досады даже голову отворачивал в сторону другого соседа, менее работящего, но тоже справного. Митька сетовал, что ему так не везло в жизни:
– Вот почему Егор такой работящий, и жена ему подстать? – Вечно копошится над грядками, словно курица в чужом огороде. А я сам – лентяй, ладно, но почему же мне и жена досталась такая же? Когда ни проснись, она всё также храпит, словно у неё муж жрать не хочет! Рубаха не глажена, да и что её гладить, если она ещё и не постирана. Слетаешь в магазин за бутылкой, она уже со стаканом за столом сидит. Ну, хоть бы сала порезала… Ладно, своего нет, так сходи к соседу. Неужели откажет в куске сальца? У него же ещё прошлогоднее не съедено, а он нового успел насолить бочонок. Ну, хотя бы лучку надёргала… Его ведь, и садить не надо, сам так и прёт, прошлогодний перо пустил. Нет! Cидит, ждёт, когда ей нальют. Так бы и смазал по морде за наглость, да жаль руки марать об эту неумытость. Да и жена всё же, без неё тоже иногда в хозяйстве не обойдёшься….
А всё-таки хорошо, когда сосед такой работящий! Есть на кого полюбоваться. Хоть и злость берёт, а всё отрада сердцу обиженному. И за Россию спокойно – есть ещё мужики хозяйственные, а пока они есть, жить можно! Глядишь, и нам крохи перепадут. А много ли нам нужно по-соседски?
В России враги народа были всегда отделены от людей. Одни колючей проволокой, другие кремлёвской стеной. У тех и других была своя особая жизнь: свои больницы, свои привилегии, так не похожие друг на друга. Лечили их отдельно, чтоб не мог заразиться простой народ и заболеть их недугами (у той и у этой болезни были страшные симптомы). Жили они в резервациях под названием «дача».
А сейчас все, кто считает себя врагом народа, окружили себя охраной и заборами, образовав огромные резервации навроде Рублёвки. Такие «рублёвки» есть у каждого города, большого и малого, только статус у них разный.
Ни война, ни революция в России не окончены, они только видоизменяются, а вся масса народа так и осталась разделена на белых и красных, бандитов и анархистов со всеми вытекающими последствиями.
В северном крае, где я провёл своё детство, в то время понятия не имели о цветущих южных плодовых деревьях. Единственным цветущим деревом была черемуха. Она заменяла нам всё, что могло цвести на юге. Черёмухой густо обсаживали усадьбы, палисадники и все свободные участки около дома. Черёмухи цвели под окнами домов, у бань, в огородах… везде, везде. Весной, куда ни глянь, глаз радовался этому цветению.
Особенно много её росло в диких условиях. По берегам рек и ручьёв, по лугам и по краю поля, она обвивала сплошной бахромой всё видимое пространство. Всё живое радовалось её цветам: люди, зверьки и особенно птицы, что густо заселяли черёмуховую благодать, радуя своим пением всю округу. Казалось, что поёт сама Черёмуха, качая цветами на ветру. Взгляд не уставал от такого обилия цветов, а наоборот – радовался. Когда она, отцветая, осыпалась на землю, то усыпала её так густо, что казалось, вернулась сама зима с обильными снегопадами.
Однажды заезжий южанин спросил бабушку-соседку: «Растут ли у вас на севере Урала фрукты?»Она серьёзно ответила:- Да! Горох, черёмуха, рябина.
