Байки - страница 22

Хаос и порядок

Весь мир состоит из хаоса, люди тоже. Есть, правда, такие, что пытаются навести порядок в этом хаосе по подобию божьему или хотя бы видимость порядка, но есть и такие, которым этот порядок давит на горло, и они в нем задыхаются. Исключения присутствуют во всём. Ведь и те, что уживаются с хаосом, не все пропащие души. Конечно, есть люди, которые хватаются за кусок не по размеру и пытаются заглотить его, даже если клинит глотку и лопается брюхо, но у них есть своё оправдание и выход. Челюсти можно вставить искусственные, а про брюхо и говорить не стоит. Даже поговорка есть на этот случай: «Брюхо лопнет – наплевать, под рубахой не видать».

Но бывают ещё «хаостники скромные». Они ничего лишнего не заглатывают, а просто любят, чтобы вокруг них был беспорядок, в котором они прекрасно ориентируются – знают, где и что у них валяется: бумажка ли, предмет ли. В любое время могут найти в этом беспорядке то, что им нужно.

Я такой же. У меня всё разбросано, и я запинываюсь о собственные тапочки. Хожу босыми ногами по документам, зная при этом, где и что у меня лежит, и на какой документ я наступил (определю даже в темноте, особенно, если это кнопка или гвоздь).

А вот жена моя имеет искру божью – её хлебом не корми, но дай прибраться и навести в доме порядок. А когда порядок наведён, то найти то, что тебе нужно, не получается. Что и куда прибрано – попробуй, догадайся. Где та бумажка, что так прекрасно тут валялась? Мало ли что на ней рыба лежала. Рыба рыбой, но на ней была записана моя лучшая песня! И где она сейчас? Вот попробуй без бумажки вспомни, что ты там накатал спросоня десять дней назад и назвал это песней.

Говорят, Интернет изобрели умные люди, наука, мол, до этого додумалась. Да у меня жена похлеще любой науки, такой Интернет сварганит…. Слова-то такого ещё не было – «Интернет», а она, как устроит его, то копайся, копайся в нём…, накопаешь много, но всё не то, что тебе нужно, а что нужно – никак не отыщешь.

Да, я сторонник хаоса, там всё понятно, а порядок – это не приведи Господи, хоть и на всё его воля. История и литература называют это борьбой добра со злом. И проблема эта вечная. Кому понравится такой порядок, в котором собственные носки отыскать можно только по запаху. Хорошо, у кого их много, а если у тебя они одни и ставишь ты их в одно и тоже место, а жена их переставила или вообще вышвырнула. Как без носков показаться «на люди»? Без носков нельзя.

Ладно, носки, тут обоняние поможет, а вот как быть с вещами или предметами, которые не пахнут? Невозможно определить где они в этом кощунственном порядке. В результате возникают бурные дискуссии по поводу: что такое порядок, чем он определяется. Попробуй, приди к одному мнению, если взгляды в корне противоположны. Обычно такие дискуссии выливаются в общую попойку с взаимными оскорблениями и членовредительством, а люди судачат и оговаривают, что семья, мол, никудышная, не понимая того, что в этой семье решается главный вопрос мирового значения.

Вот вы, кудышные семьи, попробуйте точно определить и убедить человечество – что есть порядок, а что – хаос. Да если такой вопрос решится, то люди не только пить перестанут, но и жить не захотят, ведь жизнь – это противостояние или, как говорят, борьба. Без борьбы – смерть.

В самой глубинке России, в давние времена, не знаю, помнят ли люди, но мне дед рассказывал, что в Чирьёвском уезде была довольно большая деревенька Паскудинка. Стояла она на отшибе, на самой границе с Хреновским уездом. Жили в ней в основном одни паскудины. Председатель колхоза Ефим Паскудин, бригадир Тюня Паскудин, и власть в ихней волости да и во всём уезде принадлежала Паскудиным. Потому крупные Паскудники и паскудники помельче творили и правили, как пожелается, соответственно и жизнь в уезде была достойна правящего звания, если просто сказать, не жизнь, а сплошное паскудство. Стояла деревенька на приличной речушке с неприличным названием Пердолинка. На другом берегу стояла деревенька Пердолино. Речушка была одинакова, что в ширину, то и в глубину, и каждую весну и лето паскудинцы и пердолинцы аккуратно тонули в ней, и ничего тут не поделаешь. Триста лет стоят эти деревеньки одна напротив другой, каждая на своём берегу, а словно разные миры, хотя миром это назвать трудно, так как миру-то между ними и не было. Даже власть, называемая народной, не могла их примирить ни уговорами, ни указами и ни чем иным. Даже самым крутым гонениям они не поддавались. Взять хотя бы переправу. Речушка не велика, но её не перейдёшь. Пердолинцы не разрешали паскудинским лодкам приставать к своему берегу, а паскудинцы не позволяли лодкам пердолинцев бороздить свои воды. Так и жили в вечном страхе за свою жизнь. Пытались построить мост, но за триста лет ни один сход не мог решить дело в пользу строительства. Так и кричали каждый со своего берега: «Не хаживать вам по нашему мостику!» Пердолинцы не хотели строить мост потому, что паскудинцы будут по нему ездить и ходить свободно, а этого допустить нельзя. Паскудинцы не желали строить по той же причине, считая надругательством над предками, если пердолинцы станут ездить по ихнему мосту. Каждому свой мост построить – не могли выбрать место. Если пердолинцы начинали ставить сваи где-то на самом узком месте, паскудинцы тут же брались за топоры и начинали строить мост там же. То же самое происходило, когда паскудинцы начинали строить мост на самом широком месте. Так и переправлялись, жертвуя людьми и рискуя своей жизнью. Да и как построить мост? Если в одно брёвнышко поперёк реки, то лошадей долго обучать ходить по брёвнышку, да и конструкцию телеги придётся менять. Закатать в брёвна всю реку лесу не хватит ни на том, ни на этом берегу. А построить в ширину бревна, совесть и натура не позволяла. Как водится в России, пердолинский уезд был на паскудинском берегу, а паскудинский на пердолинском (и не менее сорока вёрст расстояния). Так что пердолинцы кричали паскудинцам: «Вам мост нужнее, вы и стройте!», на что те резонно отвечали: «Хрен вам, а не мост!» и взаимно тонули, перевёртываясь в своих лодках. Паскудинцы самыми нехорошими словами, как могли, паскудили пердолинцев, но те были терпеливее и на все выпады молча показывали им задницы, оголив их и хлопая по ним ладошкой. Это молчаливое противление и несогласие доводило до бешенства паскудинцев. Погосты у них были тоже напротив один другого, но у каждого на своём берегу, что было единственным подтверждением того, что «гомосапиенс» действительно человек разумный. Когда пердолинцы хоронили усопшего или утопшего, то, причитая, высказывали претензии паскудинцам за то, что те не хотели строить мост чисто из-за своего паскудного происхождения. А если хоронили паскудинцы, то они в своих причитаниях оскорбительно заявляли, что если бы на другом берегу жили не такие засранцы, то они, паскудинцы, давно бы построили мост хоть вдоль реки, хоть поперёк, но не желают этого делать чисто в целях сохранения свежести воздуха на своём берегу. Праздники, как заведено в христианстве, праздновали тоже – каждая деревня свой, но в один день. Хоть и разных святых почитали, но праздники приходилось совмещать, так как кончались они всегда удалыми схватками, а трезвый с пьяным драться не будет, вот и приходилось им праздновать в один день. Пердолинцы чтили Николу зимнего, а паскудинцы Николу-репосея, а коли тот и этот – Никола, то можно праздновать в один день, зато два раза. В Николу зимнего жертв было меньше, так как бились на льду и гибли только в случае того, если кого-то шибко шарахнули об лёд. А в Николу весеннего народу гибло больше, так как не все успевали добраться до чужого берега и некоторые топли по случаю сведения конечностей судорогами от холодной воды. Иногда даже добивать было некого. Паскудинцы были ярее и всегда первыми норовили ворваться на чужую территорию, но пердолинцы брали их измором и всегда побеждали, поскольку паскудинцы быстро заходились в одышке от неприличия пердолинской атмосферы. Если надеть противогазы, то брагу пить неудобно, да и все харчки, предназначенные недругу, растекаются по своей же физиономии. Конечно, заграница не поверит тому, что я написал, но россияне поймут. Россияне даже могут пообидеться, что я не написал о том, что происходило, когда стали объединять деревни и сёла по всей России, как перетягивали дома с одного берега на другой, а дома не желали трогаться и покидать родные огороды, а потому переворачивались и вместе со скарбом уплывали вниз по реке. Если бы не навалилась на них эта беда объединительная! Правительство не-то сдуру, не-то от большого ума решило, что пора объединять и мирить деревни наши. Объединение это производилось с воплями и стенанием. Пердолинцы не желали жить по обычаям паскудинцев, а те не желали родниться с пердолинцами и мириться с ихней атмосферой. Народец стал разбегаться во все стороны, а после и вовсе вымирать. Теперь на месте этих деревень гниют остатки развалюх, да изредка на погосте раздаётся плач и причитание по предкам. Напев причитания остался прежним. В нём вся скорбь по Россиюшке вымирающей. Жил бы и маялся народ в этих деревнях ещё триста лет. Не было бы переводу ни паскудинскому, ни пердолинскому корню чисто из-за упорства натуры. Люди, пережившие нашествие Чингисхана, ужасы фашистской оккупации и годы репрессий, всё-таки были уничтожены и стёрты с лица земли родным правительством, главной задачей которого является упорное искоренение и уничтожение собственного народа. Люди не учли того, что Кремль – это не Чингисхан или плюгавый Гитлер. И кто бы там не сидел, пердолинцы или паскудинцы, а цель у них всегда одна. Если одним словом, то паскудная!