А записка рядового Володи Мулянова? «Помогите… священник». Помогите – значит, ему угрожает опасность? Или «помогите» означает просьба помочь прекратить что-то страшное, что тут происходит? И священник об этом тоже узнал.
Настя продолжала болтать с Машей, а рука нащупывала в кармане куртки записку солдата. Выбросить их все, к чертовой матери, пока не нашли! Нет, как раз все выбрасывать нельзя. Если их захотят прочитать преступники, которые боятся разоблачения, в этих записках как раз ничего опасного нет. А если найдут записку Мулянова? Кранты парню!
Бестужева попросила на прощание показать, где туалет, и там, заперевшись в кабинке, спрятала ценную записку в самое надежное, как казалось, место – в трусики. Если будут обыскивать, туда не полезут. А если уж туда полезут, значит, ей больше так и так не жить.
Капитан Окулович ждал Настю в коридоре первого этажа общежития и нервно посматривал на часы. Журналистка с самым безмятежным видом стала рассказывать, какой интересный материал можно показать в будущей передаче. Офицерские жены – вот где подвиг, вот где самопожертвование. Она щебетала до тех пор, пока на выходе из общежития им навстречу не попался белобрысый капитан-особист.
– Закончили свою разведку? – весело спросил он.
– Какую разведку? – осевшим вдруг голосом переспросила Бестужева.
– Ну, вы ведь говорили, что приехали без съемочной группы, чтобы определиться с темой, сценарием. Это ведь и есть разведка. А потом журналистская атака, с кинокамерами наперевес, с авторучками на изготовку. – Капитан вдруг стал серьезным и переменил тему:
– Вечереет уже. Вы как думаете добираться до поселка? Могу посодействовать. Мне нужно на почту ехать; хотите, прихвачу вас с собой?
– Мне нужно еще осмотреться, – испуганно заявила Настя. – А за меня не беспокойтесь, за мной участковый приедет к восьми вечера. Не сочтите за наглость, если я еще и на ужин напрошусь. Очень неплохо у вас кормят! Никогда не думала, что в воинских частях питание находится на такой высоте.
– Жаль. – Непонятно, какую часть монолога журналистки откомментировал особист. – Может, вам пока командировочное удостоверение отметить?
– А… мне уже отметили. Там, в поселке. Оно с моими вещами, документами…
– Очень жаль, – повторил особист. – Так хотелось вам услужить, помочь чем-то… Глядишь, и в передачу попал бы.
– Я и так вам признательна, – заверила его Бестужева. – Всем. Меня так тепло принимают, так заботятся…
– Ну да, – кивнул особист, – конечно. Так с кем вам тут удалось побеседовать? Из офицерских жен-хлопотуний?
– Да почти со всеми, – злорадно заявила Настя, подумав, что особист обязательно пойдет выяснять, с кем и о чем она говорила. – Замечательные женщины, настоящие героини. Представляете, они не мыслят себе иной жизни.
Особист развел в ответ руками – мол, как же может быть иначе-то.
– Ну, мне пора, оставляю вас, служба зовет, – попрощался он, а Окулович повел Бестужеву снова к казармам.
– Я вас оставлю минут на пятнадцать, – попросил он гостью. – Вы походите, посмотрите. Только боже вас упаси что-то фотографировать. А лучше отдайте мне пока ваш мобильный телефон.
– Не беспокойтесь, я порядок знаю, – уверенно ответила Настя, доставая мобильник. – Только он у меня все равно сдох – зарядка кончилась.
– Ладно, – махнул рукой Окулович. – Не уходите никуда. Я сейчас вернусь и проведу вас куда вам нужно. Хорошо?
– Хорошо-хорошо, конечно. Вы мне столько времени уделили, я вас не подведу! Я девочка послушная.
Окулович вернулся не через пятнадцать минут, а через сорок. Все это время Бестужева провела на выбранном ею наблюдательном пункте – на лавочке за зданием строевой части, откуда были видны и казармы, и столовая, и учебный корпус. Чтобы не вызывать подозрений, Настя делала вид, что работает. Достав из сумочки блокнот и ручку, она привычно набрасывала заметки и планы мифической передачи. Если кто-то прочитает ее записки, у него должно сложиться впечатление, что передача планируется на самом деле.
Время шло. До ужина в солдатской столовой оставалось меньше часа, и Настя была рада тому, что сопровождающий бросил ее так надолго. Она старалась не думать о том, что будет делать, если поговорить с Володей Муляновым так и не удастся. Какой ход придумать еще? Выборочное повторное интервью с понравившимися ей «типажами». А если кто-то из офицеров будет рядом? А если сам особист? Может, он ее подозревает и сам с преступниками заодно?
