Первым начал рассказывать Калинкин. Он посмотрел на заходящее солнце и, заложив под себя ноги, уверенно повел повествование. От волнения у него щеки пылали примерно так же, как закат.
— Это было в районе Первомайска, — начал он. — Я первый раз видел, как наш бронебойщик пробил борт немецкому тапку. Машина вспыхнула, из нее выскочили три танкиста и подняли руки. Я повел их в штаб. Они были уверены, что я не понимаю по-немецки, и завели откровенный разговор. Командир танка, с усиками под Гитлера, предложил своим: «Давайте прикончим этого идиота и сбежим». Водитель с черными маслеными руками сразу согласился. «Это реально, — сказал он. — У Ивана пистолет в кобуре, и кругом кусты». Третий, пушкарь, заметил: «Молоденький, жалко его». Тогда командир огрызнулся: «Нашу машину поджег тоже молоденький. Нечего сентиментальничать. Я попрошу прикурить. Вы с боков хватайте за руки. А я задушу». Командир экипажа достал сигареты, повернулся ко мне и стал знаками показывать, что просит огня. Все гитлеровцы остановились. Я ответил: «Хорошо, сейчас дам прикурить!» — вынул из кобуры ТТ и по-немецки произнес: «Советские воины пленных не расстреливают, но, поскольку вы решили меня задушить, я вынужден принять меры к защите…» Офицер грохнулся на колени и стал умолять помиловать его. Покорно склонил голову и водитель. А танкист-артиллерист мужественно заявил, что все они, и он тоже, заслужили немедленного расстрела. Но у него единственная просьба — в первую очередь прикончить обер-лейтенанта. «Он шулер! Он всех нас обыграл в карты. У него куртка с тайником. Он толст от марок». Офицер ладонями забил по груди: «Все отдам. И золото. Я не обманщик, мне просто везет. Миллер — честный рабочий, — указал на водителя, — он подтвердит. Я порядочный…» — «Не совсем так, господин обер-лейтенант. Ко мне пришла в казарму жена. Ты хотел купить ее на одну ночь. Предлагал двести марок и колоду порнографических карт. И еще сказал, если я уступлю на время жену, то ты начнешь продвигать меня по службе…» В общем, начали они ругаться. Я прервал их командой: «Руки назад! Кругом, шагом марш!» Когда обер-лейтенанта допрашивали, он вилял, хитрил, прикидывался незнающим. Но в конце концов дал нужные сведения. Его марки мы передали в отдел разведки, а карты сожгли…
Рассказчик посмотрел на нас с улыбкой:
— Знаю, вы ждете продолжения о команде обер- лейтенанта. Буду краток. Наводчик, пожалевший меня, сын гамбургского рабочего. А Миллер водил машину сыночка всесильного Круппа, но за одну оплошность остался без зубов и был отправлен в действующую армию.
Курдюков был немногословен. Он больше жестикулировал, ограничивался восклицаниями. А ему было что вспомнить: подстерег ночной десант на границе, захватил «языка», подорвал немецкий танк. Но коновод рассказал о Жулике.
Свою лошадь Курдюков оставил в разведбате. В полку он завел тачанку, но каждый день вздыхал по прежнему коню. И вот произошла неожиданная встреча.
— Вот как-то влез я на дерево взглянуть оттуда на Днепр. Вдруг рядом как ахнет — меня так и сдуло. Лежу без памяти… час, может, два. Потом чую, кто-то обнюхивает, толкает в плечо. Открываю глаза… передо мной Жулик. Тычется мордой, лижет…
Курдюков окинул нас влажными глазами:
— Не верите? Спросите нового хозяина Жулика. Прошкин в тот момент на опушке леса стоял и все видел.
Лихой кавалерист вдруг размяк и, не находя нужных слов, только шевелил губами.
После Курдюкова говорить начал политрук Мельников. Он оказался моим земляком. Жил по соседству с Михаилом Шолоховым. В его полевой сумке лежали самые любимые отрывки из романа «Тихий Дон». Вечерами у костра Мельников часто читал бойцам эти сценки. И нужно сказать, читал здорово. Даже в окружении, когда днем мы отсиживались в подсолнечнике, вокруг политрука собиралось много бойцов.
Тонкий, с белым лицом и черными мягкими волосами, политрук в тот прощальный вечер всех нас очаровал. Он рассказывал нам не о себе, а о чудесных людях, родившихся на берегах тихого Дона.
Павел Круглов вспомнил о раненом, с которым он лежал в санбате. Хирург предложил бойцу: «Пока не поздно — обе руки под ножик». Тот взмолился: «Доктор! А как же я париться буду!»
