В этом бою ранило Мишу Круглова. Он сам перевязал себе рану на левой руке и продолжал вести огонь из миномета. Раненый младший лейтенант, отложив костыли, стрелял из карабина. Он оказался снайпером. Его первая пуля сразу же оставила карателей без обер-лейтенанта.
После схватки мы ушли в лесок. Там похоронили восемь своих товарищей и поклялись отомстить за них.
Стычка с противником как-то сблизила бойцов, вселила еще большую уверенность в своих силах, убедила, что врага можно бить и находясь в окружении.
И вообще, пребывание в неприятельском тылу многому научило нас. Особенно маскировке. Был случай, когда мы лежали в нескошенной траве, а в тридцати метрах от нас шла колонна танков. И ничего, обошлось. Не заметили.
Линию фронта мы перешли без боя. Через Дон переправлялись под покровом темноты на всех доступных нам средствах: плотах, вязках хвороста, бочках и даже на телеге без колес.
На левом берегу нас ждали.
1
он — моя родина. В реке мы смыли грязь. Перед своими предстали в рванье, голодные, исхудавшие, заросшие, но в форме, с оружием и бодрые духом. Подразделение, державшее здесь оборону, приняло нас как своих однополчан. Все были накормлены, пострижены, побриты. Нам рассказали о положении на фронтах.
Потом пришли представители особого отдела и начали всех проверять.
Братья Кругловы, Калинкин, Курдюков и другие товарищи все время были возле меня. Их не смущала предстоящая процедура. Они были уверены, что все обойдется хорошо.
Я дал о каждом из них самый благожелательный отзыв, и ребят действительно не долго расспрашивали.
Наконец пришел мой черед. Уполномоченный особого отдела заправил белесые волосы под новенькую фуражку, вооружился трофейной ручкой с белой звездой на головке и, словно до сей минуты не встречался со мной, будто не я помогал ему разобраться в людях, которые вышли из окружения, сухо обратился ко мне:
— Фамилия… имя… отчество?..
Я показал партийный билет. Он внимательно рассмотрел его, даже прощупал.
— Не пытался зарыть? — перешел он на «ты».
— Как видишь! — ответил я тем же.
Особист это почувствовал и уже мягче спросил:
— А удостоверение личности сохранили?
— Пожалуйста.
Перелистывая документ, он уточнял:
— А кто командовал 164-й стрелковой дивизией?
Возвращая мне удостоверение, он начал спрашивать о родственниках. Подробно осведомившись о сестрах, старший лейтенант задал вопрос:
— А старший брат на каком сейчас фронте?
Официально наша семья не получила извещения о гибели Ивана в тюрьме. Нам устно сообщили: «Умер». И я повторил этот ответ. Показал книжку брата. Надо полагать, портрет, ордена и то, что его нет в живых, — все это возымело действие. Старший лейтенант перестал спрашивать об Иване Андреевиче. Он переключил свое внимание на события, происшедшие в окружении.
В это время в палатку вошел подполковник среднего роста со светлыми глазами.
Он выразительно посмотрел на старшего лейтенанта, затем закурил и всем своим видом показал помощнику, что не стоит больше донимать меня вопросами.
На этом и закончилась наша беседа с представителями особого отдела.
2
На Южном фронте из окружения выходили десятки тысяч красноармейцев и командиров. Сюда даже прибыл начальник отдела кадров только что созданного Сталинградского фронта. Он отбирал офицеров.
Мы с Калинкиным обратились к нему с просьбой взять нас вместе. Подполковник с седыми висками понимающе окинул нас добродушным взглядом и спросил:
— Вы что, вместе из окружения выбирались?
— Да. И до этого вместе служили, — пояснил Калинкин и поинтересовался: — Скажите, а рядовых будете отбирать?
Не дожидаясь ответа, подал кадровику список красноармейцев:
— Ребята — орлы! Проверенные. Смекалистые. И стрелки отличные.
— Ну что ж, товарищи командиры, боевая дружба — вещь святая. Вы все будете на одном фронте, но в каких частях… — он развел руками, — сие от меня не зависит. Я здесь еще задержусь, а вы — завтра в путь.
Командиров отправили в первую очередь. По этому поводу Калинкин организовал прощание. На густо поросшем ивняком берегу притока Дона разостлали плащ- накидку. На нее поставили котелок с водой, флягу с «горючим» и семь крышек от котелков, доверху наполненных гречневой кашей. Вокруг разместились братья Кругловы, Курдюков, Петро, Мельников, Калинкин и я. Вместо тостов мы поочередно вспоминали какой-нибудь боевой эпизод.