Они прошли чуть дальше, где стояли две шеренги аккуратных ларьков, а в конце, за ларьками, стыдливо притулился платный туалет. Там в кабинке Надежда живо переоделась в дачную куртку и берет, не забыла накрасить губы жуткой помадой. В ларьке они купили две бутылки дешевой «Столичной» тихвинского завода.
– Погуляй тут, возле ларьков, – велела Надежда, – в ту сторону ни ногой, да смотри сумку крепче держи, чтобы не сперли, а то пальто у меня хорошее, жалко…
***
Двое работяг толклись возле допотопного ржавого компрессора и лениво препирались с лысым прорабом: в кожаной короткой курточке и с незажженной сигаретой, намертво впечатанной в угол рта:
– Петрович, дак ты сам-то глянь, тут работы до вечера! Ты ж сам-то погляди, шпиндель же у ей не фу рычит!
Прораб с тоской переводил взгляд с небритых и опухших по утреннему времени физиономий своих орлов на таинственный шпиндель, не фу-рычащий в недрах компрессора. Наконец он взглянул на часы, охнул, махнул рукой и сказал:
– Ну, Тудыев, под твою ответственность! Чтоб к обеду починили! Я на четвертую побежал, там аврал – бетономешалка встала!
С этими словами он исчез, подняв пыльный смерч. Тудыев, толстый одутловатый мужик лет пятидесяти, на правах старшего вытащил из кармана десятку и протянул ее своему маленькому кривоногому напарнику:
– Ну, Павлуша, одна нога здесь, другая в стекляшке. Возьмешь там нашу любимую.
– Закуси не надо? – на всякий случай осведомился Павлуша.
– Мы что с тобой – жрать пришли? – назидательно пробасил Тудыев. – Мы, Павлуша, на работе!
Павлуша изготовился было к бегу на среднюю дистанцию, как вдруг из соседней подворотни послышался негромкий, но отчетливый окрик:
=– Дяденьки! Выпить хотите?
Кривоногий Павлуша споткнулся, а Тудыев крякнул от такого бессмысленного вопроса:
– Как же не хотеть, девонька? А че те надо-то?
Надежда, а это была именно она, выглянула из подворотни и помахала поллитровкой. Павлуша двинулся к ней как загипнотизированный. Более медлительный и задумчивый Тудыев не тронулся с места, но глядел на поллитровку с закономерным оживлением.
– Дяденьки, мне бы дырку в стене пробить… так ведь у вас машина не фурычит?
– Да ты не боись, девонька, – Тудыев тоже двинулся к манящей цели, – это она для начальства не фурычит, а для хорошего дела мы ее живенько заведем… У ней же только шпиндель хряснуть по загогулине, и враз зафурычит!
Павлуша тянул уже руку за бутылкой, но Надежда, женщина сообразительная и дальновидная, убрала бутылку за спину и сказала:
– Не, дяденьки, вы сперва дырку пробейте, а потом уж я вам бутылку… А то еще обманете.
– Не, девонька, ты не боись, мы завсегда делаем, коли обещали, – пробубнил Тудыев, огорчившийся тому, какими расчетливыми и меркантильными стали женщины.
Надежда твердо стояла на своем, и повела работяг показывать фронт работ. Увидев стенку, которую нужно продолбить, Павлуша расхохотался:
– Ох, Михалыч, – ткнул он в бок Тудыева, – это ведь Махмуд из РСУ вчерась заделывал! Вот он удивится-то, когда увидит, что тута опять дырка!
Тудыев тоже развеселился, и предполагаемая работа приобрела в глазах исполнителей дополнительную привлекательность.
Неожиданно Павлушу одолела жадность, и он, зыркнув на Надежду, потыкал пальцем в стенку, покачал головой, поцокал языком и, повернувшись к Тудыеву, сказал:
– Глянь-ка, Михалыч, тут никак бетон не простой, а закаленный.
Тудыев, мгновенно уловив тонкую мысль своего приятеля, тоже ткнул в стенку толстым волосатым пальцем с обломанным ногтем, помрачнел и буркнул:
– Точно, закаленный бетон. Прям почти что твой огнеупор.
Надежда перевела взгляд с одного работяги на другого и сказала:
Так что, дяденьки, не справитесь? Не по зубам вам такой бетон? Машина ваша слабовата? Так я пойду других поищу!
– Нет, нет, что ты, девонька! – огорчился Тудыев. – Зачем других? Не надо других, мы все сделаем в лучшем виде. Только когда бетон закаленный, положено по таксе, чтобы две бутылки.
– Ой, до чего же вы хитрые! – развеселилась Надежда. – Уже и таксу придумали! Ладно, давайте, вы, главное, аккуратно дырку пробейте, чтобы внутри ничего не повредить, а я вам дам вторую бутылку.
