* * *
Моргейз вышла из лагеря. Никто не остановил её, хотя некоторые и бросали на неё косые взгляды. Она прошла в рощу на северной границе лагеря. Она состояла из вековых дубов, растущих достаточно далеко друг от друга, чтобы вместить их толстые, раскидистые ветви. Моргейз брела под ними, глубоко вдыхая влажный воздух. Гейбрил оказался одним из Отрёкшихся.
В конце концов она нашла место, где маленький горный ручеёк наполнял расселину между двумя камнями и образовывал спокойное, чистое озерцо. Высокие скалы вокруг него казались древним сломанным троном, построенным для гиганта ростом в пятнадцать спанов.
На деревьях были листья, хотя многие из них выглядели нездоровыми. Более тонкий слой облаков позволил лучикам солнечного света, упавшим с хмурого неба, коснуться земли. Эти расщеплённые лучи пронзили чистую воду, образовав островки света на дне озерца. Мелкие рыбёшки, словно изучая лучи, сновали между этими островками.
Моргейз обошла озерцо и присела на вершину плоского валуна. Вдалеке были слышны звуки лагеря. Выкрики, грохот забиваемых в землю столбов, дребезжание повозок на мостках.
Она уставилась в воду. Есть ли что-то более отвратительное, чем быть пешкой в чьих-то руках? Плясать на ниточках, словно деревянная кукла? В молодости она хорошо познакомилась с тем, как это - подстраиваться под чужие прихоти. Это был единственный способ укрепить её власть.
Тарингейл пытался ею манипулировать. По правде говоря, большую часть времени ему это удавалось. Были и другие. Многие вертели ею, как хотели. Десять лет она угождала сильнейшим. Десять лет она осторожно создавала союзы. И это сработало. В конце концов, она обрела самостоятельность. Когда Тарингейл погиб на охоте, многие шептали, что его смерть развязала ей руки, но те, кто был близок к ней, знали, что она уже давно подрывала его власть.
Она помнила тот день, когда избавилась от последнего считавшего себя закулисным правителем, стоявшим за троном. Именно в этот день она, в своём сердце, по-настоящему стала Королевой. И поклялась, что больше никогда и никому не позволит управлять собой.
А потом, спустя годы, появился Гейбрил. И за ним Валда, который был ещё хуже. С Гейбрилом она хотя бы не понимала, что происходит. Это приглушало боль от ран.
Чьи-то шаги по упавшим веткам возвестили о прибытии гостя. Тонкий слой облаков двинулся дальше, и свет сверху потускнел. Его лучи исчезли, и рыбёшки рассеялись.
Шаги замерли возле её камня.
- Я ухожу, - раздался голос Талланвора. - Айбара разрешил своим Аша’манам создавать Врата, начиная с отдалённых городов. Я отправляюсь в Тир. Слухи снова говорят, там есть король. Он собирает армию, чтобы сражаться в Последней Битве. Я хочу быть там.
Моргейз подняла глаза и посмотрела на деревья. Их и лесом-то нельзя было назвать.
- Я слышала, что ты был таким же целеустремлённым, как и Златоокий, - тихо сказала она. - Что ты без сна и отдыха и почти без еды искал способ меня освободить.
Талланвор молчал.
- Никогда ни один мужчина ещё не делал ничего подобного ради меня, - продолжила она. - Для Тарингейла я была пешкой, для Тома - красоткой, за которой можно было приударить, а для Гарета - королевой, которой он служил. Но ни для одного из них я не стала всей их жизнью, их сердцем. Думаю, и Том, и Гарет любили меня, но лишь как диковину, которую нужно хранить и ухаживать, а потом отпустить. Я не думала, что ты когда-нибудь отпустишь меня.
- А я и не отпущу, - тихо проговорил Талланвор.
- Ты отправляешься в Тир. Но ведь ты говорил, что никогда не уйдёшь.
- Моё сердце останется здесь, - ответил он. - Я хорошо знаю, что такое любить на расстоянии, Моргейз. Я провёл так многие годы задолго до начала этого глупого путешествия, смогу и впредь. Моё сердце предаёт меня. Возможно, какой-нибудь троллок окажет мне любезность и вырвет его из моей груди.
- Как горько, - прошептала Моргейз.
- Ты достаточно ясно показала, что моё внимание не желанно. Королева и обычный гвардеец. Полнейшее безрассудство.
- Больше не королева, - сказала она.
- Не по названию, Моргейз. Но в душе.
Сверху упал листок и опустился на озерцо. Дольчатые края и ярко-зелёный цвет указывали на то, что он мог бы жить ещё долго.