– Не хотите ли перед обедом осмотреть сад и мой зверинец? – с потаенной гордостью спросил хозяин.
– Как же, много наслышан, – ответил Берестов. – Очень любопытно посмотреть!..
– Тогда милости прошу! – пригласил Григорий Иванович и повел гостей по дорожкам, тщательно выметенным и усыпанным песком. Сзади молчаливо следовали лакеи.
– …Яблони и груши английских сортов, – показывал Муромский, – и ухаживают за ними по английской методе…
Иван Петрович хмыкнул, хотел что-то сказать, но сын удержал его, напоминая о состоявшемся примирении.
– А вот это мое «хобби», как говорят англичане, – сказал Григорий Иванович, вводя гостей в зверинец.
– А как же по-русски? – спросил Иван Петрович.
– «Страстишка», – живо перевел Муромский. – Увлечение, одним словом… В прошлом годе выписал я двух фазанов, а теперь к ним прибавились и попугаи…
Он указал на вольер, в котором разгуливали прекрасные птицы в пестром оперении с длинными хвостами. В красивой клетке над ними кувыркались попугаи.
Прошли мимо клеток с волком, рысью, медведем и енотом.
– А вот это – моя гордость! – остановил гостей Муромский.
В клетке сидела сиамская кошечка.
– Так это же кошка! – воскликнул Иван Петрович.
– Из Сиама! – поднял палец Григорий Иванович. – Любопытнейшие повадки, скажу я вам!
Кошка с презрением смотрела на людей голубыми глазами.
…Бормоча английские ругательства, мисс Жаксон, сидя перед зеркалом в корсете, перебирала баночки на трельяже, не находя нужных. Вскочила, подбежала к окну.
Хозяин и гости шли по дорожке к дому, возвращаясь после осмотра зверинца.
Мисс Жаксон бросилась к зеркалу и стала лихорадочно наносить косметику на сердитое лицо…
Стол был накрыт, слуги стояли на изготовку. В ожидании Лизы гости и хозяин располжились на диванах, продолжая беседу, начатую, видимо, еще в саду.
– …А в турецкую кампанию я был уже в Петербурге, так что с турками повоевать не довелось, о чем до сей поры жалею, – говорил хозяин.
– А мне так пришлось, – сказал Берестов-старший. – Под рукой князя Кутузова бил Ахмет-пашу и под Рущуком, и в Слободзее… И сразу оттуда, вместе с Михаилом Илларионовичем, – скорей в Россию, заступать пути Бонапарту! Какие времена были, право!..
Алексей поглядывал на дверь, ожидая вскоре увидеть молодую дочь хозяина.
– Вот он просится в гусары, – кивнул на сына Иван Петрович. – Ну, скажите, Григорий Иванович, разве нынешние гусары сравнятся с прежними?!..
– И говорить нечего! Вы, Алексей Иванович, на досуге порасспросите батюшку, он вам такое расскажет… – Григорий Иванович заговорщицки подмигнул Берестову, потом забеспокоился:
– Однако же, где моя Лиза, где моя красавица?..
Послышался стук каблучков. Алексей приготовился, напустил на себя рассеянно-равнодушный вид и повернул голову с такою гордою небрежностью, что сердце хозяйской дочки непременно должно было бы сразу содрогнуться. Но эта мина вдруг слетела с его лица, глаза изумленно расширились, он оцепенел: в дверях стояла мисс Жаксон, набеленная, затянутая, с потупленными глазами сделавшая маленький книксен. Ошеломленный Алексей вопросительно посмотрел на хозяина.
– Это мисс Жаксон, воспитательница моей дочери, родом из графства Йоркшир, – сказал Муромский и спросил: – Where is Bethy?
– I don't know, – ответила мисс Жаксон. – Мисс Бетси с утра запирать себя в спальня.
И тут в столовую вошла Лиза.
Мужчины поднялись.
– Прошу любить и жаловать! Дочь моя Лизавета.
Григорий Иванович начал представление звонко, но голос его упал – да и вовсе умолк, поперхнувшись…
Лиза, его смуглая Лиза, набелена была по уши, насурьмлена пуще самой мисс Жаксон; фальшивые локоны, гораздо светлее собственных ее волос, взбиты были, как парик Людовика ХIV; рукава торчали как фижмы у мадам Помпадур; талия была перетянута, как буква Х, и все бриллианты ее матери, еще не заложенные в ломбард, сияли на ее пальцах, шее и ушах.
Григорий Иванович овладел собой и, подавивши смех, продолжил представление:
– У нас, голубушка, радость: к нам любезно пожаловали Иван Петрович Берестов и сын его, Алексей Иванович! Привечай гостей!
Алексей смотрел холодно, со снисходительной усмешкой на губах. Он заметно расслабился и заскучал, отец его подошел к Лизе, поцеловал руку. Алексей с досадою ему последовал. Когда прикоснулся он губами к беленьким пальчикам, они задрожали…