«Барон утверждал, что с некоторого времени человеческая культура пошла по ложному и вредному пути. Вредность барон усматривал в том, что культура нового времени в основных проявлениях перестала служить для счастья человечества — возьмем ли ее, например, в области технической или новейших форм политического устройства, или же хотя-бы в сфере чрезмерного углубления человеческих познаний, потому что Р. Ф. считал величайшей несуразностью, что вновь открытые глубины этих познаний не только не приблизили человека к счастью, а, пожалуй, отдалили и в будущем еще больше отдалят от него.
Таким образом, культура, как ее обычно называют — европейская культура, дошла до отрицания себя самой и из величины подсобной сделалась как бы самодовлеющей силой. На поставленный ему собеседниками вопрос о том, в какую же эпоху человечество жило счастливо, Р. Ф. ответил, что в конце Средних веков, когда не было умопомрачительной техники, люди находились в более счастливых условиях, хотя это и звучит как парадокс (вспомним, что в ту пору и рыцарство было таковым в любимом для барона Унгерна смысле). Для двадцатого века уже ясно, что развитие техники идет в ущерб счастью рабочего, потому что машина вытесняет его шаг за шагом. Борьба за существование обостряется, говорил далее барон, развивается чудовищная безработица, и как результат изложенного процесса повышаются социалистические настроения. Барон Унгерн полагал, что Европа должна вернуться к системе цехового устройства, чтобы цехи, то есть коллективы людей, непосредственно заинтересованных как в личном труде, так и в производстве данного рода в целом, сами бы распределяли работу между сочленами на началах справедливости.
Невольно поражаешься и осведомленности, и как бы прозорливости барона в социально-политических вопросах, потому что взгляды, высказанные им в 1921 году, близки к новейшему понятию о «цехизме», появившемуся в английской литературе значительно позднее. Можно было думать… что основы учения о «солидаризме», зародившегося во Франции в 1906 г., были барону не чужды. Равным образом Роман Федорович тогда уже предвидел роль того политического направления, которое ныне носит наименование «фашизма» и является самообороной общества против растущего влияния коммунизма.
Назревавший конфликт между личностью и культурой разрешался бароном в совершенно «унгерновском» стиле, а именно: вся европейская культура, ушедшая по неправильному пути, заслуживает лишь того, чтобы смести ее с азиатских степей до берегов Португалии! На развалинах Европы нужно начать новое строительство с тем, чтобы, пользуясь опытом минувшего, не повторить уже ошибок прошлых веков. Смелый вождь, как говорил дальше барон, может совершить это «оздоровление» Европы при помощи народов-конников, то есть казаков, бурят, татар, монголов, киргизов, калмыков и т. д. Только среди природных конников в наш меркантильный век, по мнению барона, еще хранится искорка того же огня, который вдохновлял таких же конников, средневековых рыцарей, на подвиги высокого героизма.
Барон Унгерн далее пояснял своему собеседнику, что собственно монголы, то есть халхинцы, баргинцы и тибетцы, ближе всего подходят для означенных целей. По существу, они стоят на той же ступени культурного развития (может быть, только в иных формах), которое было в Европе в конце XIV и начале XV века. Этот именно исторический момент барон считал как бы отправным в деле созидания обновленной культуры. Ему казалось, что в 1920 г. уклад семейных и общественных отношений и государственное устройство Монголии во многих чертах походили на феодально-цеховую Европу».
Комментируя это изложение взглядов барона Унгерна на ход человеческой истории, исследователь А. С. Кручинин делает, на наш взгляд, очень важное и принципиальное замечание: «Таким образом, противопоставляются не религии и даже не цивилизации… а эпохи — и именно с этой точки зрения Унгерна и привлекали «народы-конники», только они казались барону стоящими «на той же ступени культурного развития… которое было в Европе в конце XIV и начале XV века… Приведенное выше пространное изложение взглядов нашего героя резко противоречит самому духу буддизма неоднократно подчеркнутым стремлением к переустройству земной жизни во имя достижения счастья…». В своей деятельности барон Унгерн руководствовался девизом отнюдь не буддистских лам, а средневековых рыцарей-крестоносцев: «По другую сторону войны всегда лежит мир, и, если ради него нужно сразиться, мы сразимся».
