Гораздо позже, в конце 1930-х годов, Г. М. Семенов в своих мемуарах оценит свое сотрудничество с бароном Унгерном следующим образом: «Успех самых фантастических наших выступлений в первые дни моей деятельности был возможен лишь при той взаимной вере друг в друга и тесной спайке в идеологическом отношении, которые соединяли меня с бароном Унгерном. Доблесть Романа Федоровича была из ряда вон выходящей… В области своей военноадминистративной деятельности барон зачастую пользовался методами, которые часто осуждаются. Надо, однако, иметь в виду, что ненормальность условий, в которых протекала наша деятельность, вызывала в некоторых случаях неизбежность мероприятий, в нормальных условиях совершенно невозможных. К тому же все странности барона всегда имели в основе своей глубокий психологический смысл и стремление к правде и справедливости».
В первом наступлении на советскую Читу, которое предприняли в январе — марте 1918 года семеновские отряды, барон Унгерн непосредственного участия не принимал. Он занимался организационной работой или тем, что сам Семенов определял как «военно-административную деятельность». Деятельность эта была не менее важна и значительна, чем участие в боевых операциях. При формировании своих частей Семенов столкнулся с катастрофической нехваткой всего: людей, снаряжения, боеприпасов, артиллерии, транспорта. Известно, что все проблемы весьма легкоразрешимы, когда в наличии имеются денежные средства. Однако сибирские промышленники и купцы, бежавшие в Маньчжурию от прелестей новой власти и обосновавшиеся в Харбине, не спешили жертвовать свои кровные на спасение России, предпочитая прожигать деньги в харбинских злачных заведениях. Себялюбие и недальновидность русской буржуазии поистине не знали никаких границ. По воспоминаниям современников, цены в Харбине подскочили за несколько месяцев в десятки раз. Наш старый знакомец барон Будберг сокрушался по этому поводу: «Нам приходится уходить с квартиры, за которую брат жены платил 80 рублей в месяц, а прибывший из Иркутска богач еврей дал хозяину сразу 600 рублей в месяц и плату за год вперед». По сведениям, приводимым современным российским историком А. Б. Езеевым, оклады, установленные для чинов Особого Маньчжурского отряда атамана Семенова колебались в пределах от 60 (рядовой) до 160 (атаман ОМО) рублей в месяц. Красноармейцы Даурского фронта, воевавшие против Семенова, получали 600 рублей в месяц, а офицеры-военспецы (тогда они именовались военными инструкторами) — 2000 рублей в месяц. Для того чтобы в таких условиях формировать воинские части и заставлять их сражаться, необходимо было обладать не только полной идейной убежденностью в правоте своего дела, но и выдающимися административными способностями и определенной политической изворотливостью. Последняя составляющая была особенно важной, поскольку дело приходилось иметь с различными азиатскими народностями — монгольскими племенами, китайцами, японцами, которые к тому же испытывали друг к другу весьма противоречивые чувства.
Судя по переписке, которую ведет Унгерн в это время с атаманом Г. М. Семеновым, с отставным русским генералом П. П. Малиновским, бывшим до революции военным советником монгольского Богдо-гэгэна, барон неплохо разбирался не только в местных особенностях межнациональных отношений, но и проявлял интерес к вопросам мировой политики, пытаясь использовать любую возможность для пропаганды Белого движения.
«Вообще мое частное мнение, чтобы китайские войска на твоей службе воевали с большевиками, а маньчжуры и харачины и торгоуты — с Китаем. Комбинация эта должна быть выгодна и для Японии. Завтра дам определенную телеграмму, где и когда можно видеть маньчжурских и харачинских уполномоченных», — пишет Унгерн Г. М. Семенову в июне 1918 года. Блюстители «чистоты моральных риз» вполне могут обвинить барона Унгерна в неприкрытом цинизме, в желании стравить между собой местные народности, «втемную» использовав их для своих целей. Но для барона Унгерна главной целью была победа над терзавшим Россию большевизмом, который, по признаниям его собственных вождей, отнюдь не собирался останавливаться в пределах бывшей Российской империи. Для достижения этой цели Унгерн считал себя вправе использовать все возможные средства, казавшиеся ему необходимыми. Точно так же поступали во время Кавказских войн русские генералы, играя на застарелой вражде и противоречиях многочисленных горских племен, находя себе подчас самых неожиданных союзников. Менялись политические военные расклады, менялись тактические задачи — менялись и союзники, вчерашние враги становились друзьями и наоборот. «Восток — дело тонкое», — говорил персонаж из известного советского кинофильма «Белое солнце пустыни». Недаром в русский язык вошло идиоматическое выражение «азиатское коварство». Без учета этой важной нематериальной составляющей ни одно уравнение на Востоке не могло быть должным образом решено.
