Известие об отказе брата потрясло Николая до глубины души. В своем дневнике он сделает запись: «3 марта. Пятница… Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четерххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать эту гадость». На следующий день двоюродный брат Николая II, великий князь Андрей Владимирович, даст волю чувствам, записывая в дневник: «Как громом обдало нас известие об отречении государя за себя и Алексея в пользу Михаила Александровича. Второе отречение — великого князя Михаила — от престола еще того ужаснее… В один день все прошлое величие России рухнуло! И рухнуло бесповоротно, но куда мы пойдем! Призыв Михаила к всеобщим выборам ужаснее всего. Что может быть создано, да еще в такое время! О, Боже, за что так наказал нашу Родину! Враг на нашей территории, а у нас что творится. Нет, нельзя выразить все, что переживаешь, слишком все это давит, до боли давит».
После отказа Михаила воспринять верховную власть Николаю II становится ясно, что, отрекшись за сына, он совершил ошибку, роковую для всей династии. И тут начинается самое интересное. Еще раз предоставим слово автору романа «Хоровод», замечательному историку и писателю Анатолию Уткину: «Император пытается отыграть обратно. Во время прощального приезда Николая в Ставку произошел чрезвычайно любопытный случай, записанный генералом А. И. Деникиным со слов генерала Алексеева. В Могилеве при свидании с Алексеевым император, «глядя на него усталыми, ласковыми глазами, как-то нерешительно сказал: «Я передумал. Я прошу вас послать эту телеграмму в Петроград». На листке бумаги отчетливым почерком государь написал собственноручно о своём согласии на вступление на престол сына своего Алексея. Алексеев унёс телеграмму и… не послал. Было слишком поздно: в стране и армии объявили уже два манифеста. Телеграмму эту Алексеев, чтобы не смущать умы, никому не показывал, держал в своём бумажнике и передал мне в конце мая, оставляя Верховное командование». Этот интересный для биографов Николая документ хранился затем в секретном пакете в генерал-квартирмейстерской части в Ставке. Неотправленная телеграмма последнего императора никогда и нигде опубликована не была, и местонахождение её по сей день неизвестно. Это породило сомнение в достоверности рассказа Деникина. Однако в архиве Колумбийского университета в США хранятся рукописные воспоминания полковника Д. Н. Тихобразова, случайно оказавшегося свидетелем этого происшествия. Тихобразов, служивший тогда помощником начальника оперативного отдела Ставки, не только подробно описывает разговор Николая с Алексеевым, но и определённо указывает, что это было 4 марта, то есть уже после первого отречения, а главное, после приезда туда матери Николая II, вдовствующей императрицы Марии Федоровны».
Подписав свой отказ, Михаил удалился в Гатчину, где жил вместе с семьей, ведя образ жизни простого гражданина. Еще раз встретиться двум братьям — Николаю и Михаилу — довелось лишь однажды — 31 июля 1917 года. Сама встреча продолжалась всего лишь 10 минут в присутствии А. Ф. Керенского, самого могущественного человека новой «свободной России». Николай записал в своем дневнике: «31 июля… Около 10>1/>2 милый Миша вошел в сопровождении Керенского и караульного начальника. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно…» На просьбу Михаила повидать своих племянника и племянниц, детей Николая II, Керенский ответил отказом. Из комнаты, где состоялось свидание, Михаил вышел со слезами на глазах. На следующий день Николая вместе с семьей выслали в Тобольск. Мария Федоровна писала о встрече своих сыновей: «Как подло и гнусно они действуют, и каким образом они «разрешили» двум братьям проститься! Только десять минут. И не секунды наедине, да еще в присутствии двух свидетелей. Они даже не могли поговорить, а только увиделись. Можно только удивляться, какими бессердечными могут быть люди».
20 июля 1917 года все Романовы были лишены избирательных прав в Учредительное собрание. Еще через месяц, 21 августа, бывший эсер-боевик, а ныне управляющий военным министерством Б. В. Савинков отдает приказ об аресте Михаила Романова и его супруги Н. С. Брасовой — правительство было напугано корниловским выступлением. Времена наступали воистину лихие — права на тихую частную жизнь у гражданина Михаила Александровича Романова отныне не было.
