Унгерн ехал в Кобдоский округ в августе 1913 года. До начала Войны (войны с большой буквы), которая перевернет все устои современного миропорядка, остается ровно год. В Кобдо идут бои между монголами и китайцами. Активное участие в боях принимают и русские: как военные инструкторы, так и регулярные части — 2-й Верхнеудинский полк Забайкальского казачьего войска, своего рода «ограниченный контингент».
Об обстоятельствах этой поездки барона Унгерна в Монголию сохранились воспоминания А. В. Бурдукова — русского колониста, доверенного представителя крупной российской компании, являвшегося по совместительству корреспондентом либеральной газеты «Сибирская жизнь». Алексей Бурдуков представлял собой тип человека, абсолютно и категорически противоположного барону. Он занимался поставками промышленных товаров из России и закупками сырья в Монголии, имел собственную факторию на реке Хангельцик в Кобдоском округе, был человеком торговым, практическим. После революции он нашел общий язык с новой властью, работал представителем Центросоюза в Монголии, вернувшись в новую Россию — Советский Союз, занимался преподавательской деятельностью в Ленинградском университете, писал воспоминания… Но все это будет позже. Пока же Бурдуков с неприязнью рассматривает своего спутника, которого навязал ему русский консул в Улясутае Вальтер. «Он был поджарый, обтрепанный, неряшливый, обросший желтоватой растительностью на лице, с выцветшими застывшими глазами маньяка», — вспоминал позже об Унгерне Бурдуков. Скрытое недружелюбие сквозит в данном описании за каждым словом. Особенно отметим бурдуковский пассаж о «застывших глазах маньяка». Ну какое, в самом деле, впечатление мог произвести на торгового человека, либерала Бурдукова, «русский офицер, скачущий с Амура через всю Монголию, не имеющий при себе ни постели, ни запасной одежды, ни продовольствия…» Сами бурдуковы, собираясь в дальнюю дорогу, не забывают ничего — ни запасных теплых носков, ни фотографической карточки своей семьи… Мы не будем утверждать, что подобная предусмотрительность — это плохо, а унгерновская непрактичность — хорошо. Не в том дело. Просто в данном случае сталкиваются два типа людей, живущих, с одной стороны, в едином времени и пространстве, а с другой стороны, существующих словно в параллельных, не пересекающихся друг с другом измерениях.
На протяжении совместного пути негативное отношение Бурдукова к Унгерну только усиливается — торговый человек просто не понимает барона-рыцаря и даже боится его. С плохо скрытым упреком Бурдуков вспоминает: «Унгерна занимал процесс войны, а не идейная борьба во имя тех или других принципов. Главное для него — воевать, а с кем и как — не важно. Он повторил, что 18 поколений его предков погибли в боях, на его долю должен выпасть тот же удел…
Мы все время скакали во весь дух, почти на каждой станции он дрался с улачами (погонщики, почтовые курьеры. — А. Ж.), и мне было стыдно перед монголами, что у нас такие невоспитанные офицеры, и я мысленно ругал консула, подсунувшего мне такого спутника. Сказать же что-нибудь этому сумасбродному человеку было просто опасно».
В этом маленьком отрывке воспоминаний Бурдукова все показательно. В нем заключается та пропасть, которая разделяет воина-рыцаря барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга и практических, простых, цивилизованных и культурных «общечеловеков» вроде А. В. Бурдукова. Унгерна, действительно, не занимала «идейная борьба во имя тех или других принципов» (он сам подтвердит это восемью годами позже, на допросе у красных) — он просто служил своему государю, которому присягал, своей стране — Российской империи, которую как офицер был обязан защищать, «не щадя живота своего». Люди, подобные Бурдукову, со всеми своими «принципами» и «идейной борьбой», на самом деле были готовы служить всем подряд — царю, Временному правительству, Верховному правителю адмиралу Колчаку, коммунистической власти, да хоть и китайскому императору, лишь бы им только предоставили возможность «спокойно жить» и «делать свое дело». Таких людей всегда было подавляющее большинство, они являются опорой любого режима, любого политического строя, и именно они создают в обществе стабильность. «Нормальный» Бурдуков совершенно не понимает и не принимает искренности барона, рассказывающего ему о своих предках — прибалтийских рыцарях; внешний вид Унгерна — грязный мундир, потертые брюки, сапоги с дырявыми голенищами — вызывает у него отторжение.
