— Ты поговоришь с ней? — переспросил Марчетти.
— Эндрю, paisano,[5] я обо всем позабочусь.
Марчетти благодарно кивнул.
Вскоре вернулась жена Марчетти, за ней явился Тоби.
Киллиан выполнил обещание: он все объяснил Сьюзан.
Длинные тени.
Фонари на шоссе.
Закат солнца.
Темнота обрушилась, будто на солнце набросили саван.
Когда-нибудь и он умрет, когда умрет весь мир, погаснут все звезды и во Вселенной наступит тьма. Да, так и случится, но не сегодня.
Киллиан был жив, правда, устал смертельно.
Он снял куртку и аккуратно положил ее поверх сумки.
Они миновали какой-то новый мост, раньше Киллиан его не видел. Белое бетонное сооружение, подвешенное на тросах, закрепленных на опорах в виде перевернутых вилок. Ему не понравилось: сооружение было современным, показушным, слишком вычурным. И вообще, окружающий мир, по мнению Киллиана, должен изменяться медленно, постепенно. Увы, дух времени диктует радикальные перемены.
Люк высадил его рядом с «Фермонтом».
— Спасибо, — сказал Киллиан и протянул Люку пять сотен в качестве чаевых.
Люк взял деньги, но не поблагодарил:
— Слушай… можно задать тебе один вопрос?
— Разумеется.
Люк некоторое время собирался с духом, а потом выдохнул:
— Эта история… ну, про Уругвай. Тебе действительно нужно было… перерезать горло этой несчастной девушке?
Киллиан перекинул сумку через плечо, подтянул лямку, повесил на руку куртку.
— Парень, когда я увидел твой пистолет, я решил, что ты, вероятно, бандит, подосланный Майклом либо следить за мной, либо меня убить.
— Я не бандит, — промямлил Люк.
— И впрямь не бандит. Шофер.
Киллиан вошел в отель. Навел справки в регистратуре. Разумеется, люди Форсайта уже заказали ему номер. Большой сьют на верхнем уровне. Когда Киллиан направился к лифту, к нему, тяжело дыша, подбежал Люк. Он что-то сжимал в кулаке. Пятьсот баксов. Честность парня произвела впечатление на Киллиана. Да Люк и сам казался удивленным.
— Возьми деньги. Мне они не нужны, — выпалил Люк.
Киллиан нажал кнопку вызова лифта, схватил пять сотен, крепко перехватил руку Люка и засунул деньги глубоко в карман его брюк.
Тренькнул сигнал лифта. Двери открылись. Киллиан вошел внутрь и нажал кнопку «6».
— Не хочу я этих денег! — почти выкрикнул Люк, пытаясь выгрести смятые купюры из кармана. Он был так молод, так взбудоражен — того и гляди расплачется как дитя.
— Вот что я скажу тебе, дурья башка… — начал Киллиан.
— Что?
— Я никогда в жизни не был в Уругвае!
Ключ. Комната — такая же, как многие другие. За последние несколько лет он сменил тысячи подобных номеров в отелях. Этот был оформлен в новоорлеанском стиле: картины в пастельных тонах, относящиеся ко времени до начала Гражданской войны в США, псевдовикторианские лампы, неудобные стулья с высокими спинками, осветительные плафоны, стилизованные под газовые рожки, четырехспальная кровать. Он прошел в ванную. Изучил свое отражение в зеркале. Рот, сжатый в тонкую линию. Зеленовато-серые глаза. Тяжелые густые черные брови. Копна черных волос.
Широкие плечи.
Вытянутое лицо.
Из зеркала на него смотрел уставший человек. Что бы там Шон ни говорил, этот мужчина не выглядел старым. Пока еще не выглядел. Сорок лет — это старость для собаки или бродяги, но не для прочих людей.
Ну а если и постарел? Ничего страшного. Он походил на студента-переростка или даже на счастливого в семейной жизни профессора средних лет, что еще лучше. Короче, он выглядел нормальным человеком.
Киллиан включил телевизор. Выпуск новостей был от начала до конца посвящен празднованию Дня святого Патрика: показывали парад, толпы детишек в зеленых костюмчиках лепреконов, звонко выкрикивающих: «Доброго утречка тебе!», «А где мое золотишко?» Глаза корреспондента сочились абсолютным счастьем. «Потрясающие дети!» — восклицала она.
Затрезвонил телефон. Нехотя Киллиан поднял трубку:
— Да?
— Отличная работа, — раздался голос Майкла — фоном звучала музыка, раздавался чей-то смех.
— Спасибо.
— Ну так что, ты официально вернулся к делам? — поинтересовался Майкл.
— С чего ты взял? — насторожился Киллиан.
— Интересуюсь… Мало ли, вдруг станем конкурентами…
