Бар «Пиккадилли»
В глубине сцены большое окно. Музыка. Всходит красная луна. Когда открывается дверь, дует ветер.
Бабуш. Заходите в зверинец, детки! Лунного света хватит на всех. Ура, «Спартак»! Ну и морока! Красного вина!
Мурк (входит под руку с Анной, они снимают пальто). Ночь как в романе. Крик в газетных кварталах, дрожки с женихом и невестой!
Анна. Никак не могу избавиться от неприятного чувства. У меня дрожат руки и ноги.
Бабуш. Выпьем, Фридрих!
Мурк. Я тут как дома. Чертовски неуютно, если здесь обосноваться надолго, но зато шикарно! Поглядите-ка, Бабуш, где старшее поколение?
Бабуш. Отлично. (Уходя). А вы присмотрите за младшим. (Идет).
Анна. Поцелуй меня!
Мурк. Что за блажь! Тут мы на виду всего Берлина!
Анна. Это все равно, мне это все равно, раз мне так хочется. А тебе нет?
Мурк. Вовсе нет. И тебе, кстати говоря, не все равно.
Анна. Ты грубиян.
Мурк. Вот именно.
Анна. Трус!
Мурк звонит, входит кельнер.
Мурк. Смирно! (Перегибается через стол и, опрокидывая стаканы, насильно целует Анну).
Анна. Фридрих!
Мурк. Кругом!
Кельнер уходит.
Ну что, трус я или нет? (Смотрит под стол). Теперь можешь больше не толкать меня ногой.
Анна. Что ты выдумываешь!
Мурк. Жена да убоится мужа своего.
Балике (входит с женой и Бабушем). Так вот где они! Ну и дела!
Анна. Где вы были?
Госпожа Балике. На небе такая красная луна. Такая багровая, что мне что-то страшновато. И снова кричат в газетных кварталах.
Бабуш. Волки!
Госпожа Балике. Смотрите, домой возвращайтесь только вдвоем.
Балике. В постельку, да, Фридрих?
Анна. Мама, тебе нехорошо?
Госпожа Балике. Когда вы наконец поженитесь?
Мурк. Через три недели, мама!
Госпожа Балике. Разве нельзя было еще кого-нибудь пригласить на вашу помолвку? Никто ничего не знает. Надо, чтобы люди знали об этом.
Балике. Ерунда. Все это ерунда. Боишься, что волк воет? Пусть повоет. Пусть высунет красный язык до самой земли. Я его пристрелю.
Бабуш. Мурк, помогите-ка мне откупорить бутылку! (Вполголоса ему). Волк вернулся и воет на луну. На красную луну. Волк из Африки.
Мурк. Андреас Краглер?
Бабуш. Волк. Дело дрянь, а?
Мурк. Он похоронен, и точка. Задерните гардины!
Госпожа Балике. Твой отец через каждые два дома заглядывал в пивнушку. Он вдрызг наклюкался. Да, это мужчина! Вот это мужчина! Он готов упиться до смерти ради своих детей, вот он каков!
Анна. Только зачем ему это?
Госпожа Балике. Не спрашивай, детка, Не спрашивай меня ни о чем. Все теперь ходят на голове. Настал конец света. Налей мне вишневой наливки, деточка.
Балике. Не увлекайся вишневкой, мамаша! Задерните-ка гардину!
Официант задергивает.
Бабуш. Вы уже смекнули, в чем дело?
Мурк. Я застегнут на все пуговицы и готов драться. Он уже был у вас?
Бабуш. Да, только что.
Мурк. Тогда он явится сюда.
Балике. Заговор за бутылочкой красного? А ну-ка все сюда! Отпразднуем помолвку.
Все садятся к столу.
Поживее! Я слишком занят, чтобы уставать.
Анна. Ух, эта лошадь! Было так чудно! Прямо посреди мостовой взяла да остановилась. Фридрих, вылезай, лошадь больше не везет. И лошадь стояла прямо посреди мостовой. И дрожала... Зрачки у нее были как крыжовник, совсем белые, и Фридрих как хлестнет ее по глазам своей тростью, тут она подскочила. Прямо как в цирке.
Балике. Время — деньги. Здесь чертовски жарко. Я опять потею. Сегодня я так распарился, что уже сменил рубашку.
Госпожа Балике. Ты меня до сумы доведешь, на тебя одного белья не напасешься!
Бабуш (ест сушеные сливы из своего кармана). Фунт абрикосов стоит сейчас десять марок. Вот так. Я напишу статью о росте цен. И тогда уже сумею купить себе абрикосов. Пусть себе гибнет мир,— я напишу об этом статью. Но как быть всем прочим? Если взлетит на воздух весь квартал Тиргартена, я все равно буду жить, как у Христа за пазухой. Но вам-то каково!
Мурк. Рубашки, абрикосы, квартал Тиргартена. Когда же будет свадьба?
Балике. Через три недели. Свадьба — через три недели. Уф-ф. Господь Бог слышит мои слова, все согласны? Согласны насчет свадьбы? Что ж, выпьем за жениха с невестой, ура!
Все чокаются. Дверь отворилась. В дверях стоит Краглер. Пламя свечей меркнет, подрагивая на ветру.
