— Может быть, вы скажете наконец, что с ней случилось? — не выдержав, спросил Станислав Адамович.
— Это не в моей компетенции, — ответил человек с непроницаемым лицом. — Узнаете в свое время.
— А увидеть ее мы сможем? — робко подала голос Верунчик.
Человек с непроницаемым лицом как-то странно взглянул на нее.
— Сможете, — сказал он после паузы.
А дальше началось совсем уж непонятное. У супругов забрали паспорта. Станислав Адамович не посмел спросить зачем. И Верунчик только беспомощно хлопала глазами.
Потом потянулись бесконечные часы ожидания. Супругов перевели в другое помещение, такое же безликое, и оставили там одних.
— Простите, — спросил Станислав Адамович у человека, заглянувшего в комнату, — мы не могли бы куда-нибудь сходить перекусить? Хотя бы по чашке кофе с бутербродом.
— Потерпите немного. У вас скоро самолет. Там целый обед будет, — сказал человек и исчез.
Супруги изумленно переглянулись.
— Стасик, — сказала жена, — мы что же, так и улетим домой, ничего не узнав?…
Но до возвращения домой им было еще далеко. Они поняли это, когда оказались в международном аэропорту Шереметьево. Люди, сопровождавшие супругов, провели их на посадку в обход общей очереди. Супруги первыми вошли в самолет, улетающий рейсом Москва — Неаполь.
— Мы что, летим в Италию? — спросил потрясенный Станислав Адамович.
— В Италию, — подтвердил один из сопровождающих.
— Господи! Зачем?!
Сопровождающий бросил взгляд на своего напарника и, когда тот едва заметно кивнул, сказал негромко, но отчетливо:
— На опознание трупа.
— Какого трупа?… — Станислав Адамович схватился за сердце.
— Вашей дочери.
Апрель 1999 года. Потерявшая память
Она смотрела, как соседка по палате цедит из пакета в стакан вишневый сок. Ей не так уж и хотелось пить. Она с замиранием сердца ждала, чтобы эта симпатичная женщина снова заговорила. Тогда, может быть, хоть что-нибудь прояснится.
— Газеты уже такой шум подняли — ужас! — сказала соседка. — Прямо сенсация века!
— Какой шум? Из-за чего?
— Из-за тебя, конечно. Не из-за меня же. Кто у нас знаменитость?
— И что же они пишут?
— Чушь всякую. Одни ищут чеченский след, другие разоряются про мафиозные разборки, третьи вообще утверждают, что это тебя хотели убрать.
— Кому же это я так насолила? — осторожно спросила она.
— Сама знаешь! — загадочно усмехнулась соседка.
Ничего она не знала. И если ее действительно хотели убить, она даже предположить не могла, кто и за что. Надо было потихоньку выяснить у соседки по палате все, что возможно. И тогда она наверняка вспомнит.
Но тут распахнулась дверь, и на пороге палаты появились двое: мужчина и маленький мальчик.
— Привет, рыжая! — сказал мужчина, улыбаясь. — Как ты тут? Живее всех живых?
В ее голове возникла какая-то неясная картина — окутанный табачным дымом зал и люди, орущие: «Рыжик! Рыжик!»
«Это они мне кричат, — успела подумать она. — Рыжик — это я!»
Но неясное воспоминание исчезло так же мгновенно, как и появилось. Стройный молодой мужчина со смуглым лицом и чуть заметной сединой на висках улыбался ей с порога палаты.
— Привет! — сказала она.
И тут мальчик бросился к ней с криком «Мама!», ткнулся лбом в ее плечо. Она обняла его, прикрыв глаза. От ребенка исходил знакомый, родной запах, но она не могла вспомнить даже, как его зовут.
Мужчина поцеловал ее в лоб и положил на одеяло целую охапку цветов.
«Это мой муж… Мой муж… — билась в голове паническая мысль. — Но кто он? И кто же я такая? Кто?…»
Август 1998 года. Ксюша
Он крыл таким многоэтажным матом и российского, и украинского президента, что у тех, должно быть, уши горели огнем. Жаль только, что ругаться приходилось мысленно, иначе ему нипочем бы не удалось пересечь эту новую треклятую границу между Украиной и Россией.
От своих пограничников Олекса Буряк откупился родными гривнами и покинул пределы отчизны без проблем. Это при въезде в Украину хлопцы в зеленых фуражках устраивали беспощадный шмон. А вот русские пограничники заставили его попотеть. Рубли они презирали не меньше, чем соседские гривны. Тут покупать себе свободный проезд приходилось натуральными баксами.
Буряк, стиснув зубы, сунул пограничнику мятую сотенную купюру и уже собрался врубить стартер, но пограничник сказал скучным голосом, будто и не взял у Буряка ничего:
