А однажды Жанна явственно увидела перед собой симпатичного парнишку, который, скрючившись, сидел на стуле. Он зажимал руками живот, куда угодила пуля, и сквозь его пальцы сочилась кровь.
Жанна услышала его стон: «Уходи! Уходи отсюда! Влипнешь!..»
Ни одно из этих воспоминаний Зоя объяснить Жанне не смогла. Очевидно, она знала далеко не все о жизни подруги. Зато она пыталась как можно красочней описать всевозможные эпизоды из их юности.
— Подожди, Зойка! — взмолилась наконец Жанна. — Ты меня этим не грузи. А то я свихнусь окончательно. Нас через пару дней выпишут. Как же я буду жить в совершенно незнакомой семье?
На это Зое нечего было ответить.
— Расскажи подробно, как мы оказались в больнице, — попросила Жанна.
Из сбивчивого рассказа Зои она узнала, что после своего таинственного исчезновения на целых два года, вызвавшего переполох среди поклонников и фантастические домыслы в прессе, Жанна Арбатова неожиданно вернулась на эстраду. В Концертном зале «Россия» при полном аншлаге состоялось ее второе пришествие на сцену, закончившееся настоящим триумфом. Неподражаемая изумила всех и положила на лопатки злобных недругов.
Если бы не внезапная встреча на том концерте с двумя школьными подругами, которых Жанна не видела давным-давно, все кончилось бы прекрасно. Но черт дернул их не пойти на банкет, а сбежать в один гостеприимный, уютный подвальчик, где Жанна иногда позволяла себе расслабиться.
Там, в подвальчике, все сразу пошло не так.
Не успели они выпить по глоточку, как откуда ни возьмись появились два каких-то непонятных мужика, от которых волнами исходила опасность, и увели с собой бессловесную, точно загипнотизированную Миледи — Милку Мидовскую.
Впрочем, чего-то подобного можно было ожидать: Миледи, неузнаваемо перекроившая свою внешность с помощью пластической операции, говорила загадками и вообще вела себя чрезвычайно странно.
Словом, Жанна с Зоей Братчик остались вдвоем, недоумевающие и подавленные случившимся. Выпили, конечно. Поговорили за жизнь. Но образ уведенной куда-то в неизвестность Миледи постоянно стоял у них перед глазами. Наконец Зоя спросила:
— Слушай, а где тут удобства? Пойдем, что ли, макияж подправим, а заодно пописаем на брудершафт.
Едва они вошли в туалет, как грянул взрыв.
Туалет оказался самым надежным местом. Жанна и Зоя уцелели. Остальных собирали по кускам.
Сам момент взрыва Жанна вроде бы вспомнила. Но все, что было до этого, стерлось в памяти без следа…
Накануне выписки их навестил следователь, занимавшийся взрывом. Он тщательно записал ничего не значащие показания Зои, явно тяготясь пустой формальностью. И только перед уходом объяснил истинную цель своего визита.
— Значит, так, милые дамы, — сказал он, глядя в свои бумажки. — Вы тут упоминали о своей подруге, которая якобы была с вами…
— Как это «якобы»? — шумно возмутилась Зоя. — Она была. Только ее увели те типы.
— А следствием установлено, что вы были только вдвоем. И никакие типы в ваш кабинет не входили.
— Так что же, это нам все привиделось? — спросила Зоя.
— Вроде того. — Следователь пожал плечами. — Последствия шока. Ведь шок у вас обеих был нешуточный, верно? Так что мой настоятельный совет — не акцентировать на этом внимания. Лучше всего просто забыть.
— Странный совет, — сказала Зоя.
— Больше на приказ похоже, — подала голос Жанна, до этого не принимавшая участия в разговоре.
— Пусть будет приказ, если похоже. Это ради вашего же спокойствия. Вашего и ваших детей. Желаю вам поскорей поправиться и навсегда забыть этот печальный эпизод.
Он ушел, оставив подруг в полной растерянности.
Впрочем, у Жанны мысли были заняты другим. Она трепетала в предчувствии завтрашней встречи с чужой семьей, которую ей нужно было признать за свою.
Август 1998 года. Ксюша
Ксюша даже не пискнула, когда Буряк ударил ее по лицу. Она давно уже привыкла к тому, что Олекса Иванович скор на расправу. И терпела, поскольку иначе из нее, Ксюши Швайко, ничего бы путного не вышло.
Характер у нее был незлой, неспортивный. Случалось, грохнешься с брусьев или с бревна, пытаясь сделать головокружительный элемент ультра-си, — и боль такая, что в глазах черно. Не будь рядом тренера, ушла бы из зала и никогда бы туда не возвращалась. А Буряк тут как тут со своими затрещинами и громким матом. И делаешь новый подход к снаряду, и крутишься, как обезьянка, потому что страшно. Страшнее Олексы Ивановича она никого и вообразить себе не могла.
