Герман ускользнул. Как липкий угорь. Он и глаз не отвел, но из-под взгляда ушел, уставившись в ведомую ему точку на лбу босса.
— Извините, Магистр. Я не точно выразился, — произнес он, по обыкновению, без всякого выражения. — Я хотел сказать: чтобы победить врага, нужно уважать не его, а его профессионализм. Чтобы совершенствовать свой. Я не мастер говорить. Я по другим делам.
Выскользнул… До поры… А там — как знать… Магистр вдруг обмяк. Словно порвалась, лопнула державшая его до сих пор пружина. Он бросил взгляд на часы — а ведь он на ногах уже больше суток, ничего не ел, кроме пары бутербродов, пил попеременно очень крепкий кофе и коньяк… Нервы. Магистр понял вдруг, что он боялся. И дикое, страшное напряжение последних суток, когда он отдал приказ устранить Кришну… «Любовь изгоняет страх?..» Вот уж нет! Именно страх правит этим миром, и надежнее правителя и господина нет! Люди лживы, лукавы, сребролюбивы, их влечет нажива и унижение себе подобных, и только страх способен привести это уродливое стадо хоть в какой-то порядок… Страх — есть не что иное, как ожидание боли и смерти, и в этом он, может быть, еще мучительнее, чем сама боль и сама смерть… «Боящийся несовершенен в любви…»
Ну а поскольку нет людей, не подверженных страху, то и любовь — фикция, пустой звук, заумь… А если нет любви, то и Бога нет. Есть просто шелуха словесная, пользительная для управления этим обожравшимся и вечно голодным стадом, называемым человечеством… И еще — есть Замок. По крайней мере, хоть в его коридорах не нужно извращать мозги, расшифровывая глупые словоречения; все просто: жизнь есть отсутствие смерти, и чтобы сохранить ее, нужно следовать установленным правилам. У каждого уровня эти правила свои; древние сохраняли дома, государства, империи, пока следовали ими же начертанному: «То, что положено Юпитеру, не положено быку». А Юпитеру положено все, что он пожелает…
Теперь, когда Кришны нет, нет и человека, обладающего властью, подобной власти Магистра, Черного Рыцаря Замка… Остался… Остался Гончаров… И кто еще?.. Ладно, это потом.
— Теперь этот сыскной пес начнет рыскать… — произнес Магистр.
— Гончаров? Скорее, хватать всех за ноги… Как говорил батька Бурнаш в «Красных дьяволятах»: «В бессильной злобе красные комиссары засылают к нам своих наймитов, чтобы мутить народ…» На Замок ему не выйти.
— Почему?
— Побредет к Гераклу.
— Он талантлив. Может наплевать на ложащуюся под ноги тропку и ломануться напролом…
— Это вряд ли. Концы уж больно ровно легли: частью нашими стараниями, частью случаем.
— Что киллер?
— Сгорел. На боевом посту.
— Напалм?
— Топливно-воздушная смесь. «Закладку» приготовили заранее, рассчитали на десятисекундную задержку после выстрела.
— А если бы он промахнулся?
— Такие спецы не промахиваются.
— Высокий уровень?
— Крайне. Выше не бывает.
— Это кто же из «батьков» отдал на убой такого виртуоза?
— Ахмад Абдул Латиф.
— Ого!
— Его личная, как говорили у нас, креатура.
— Шейху Ахмаду стали уже не нужны классные снайперы в родных горах?
— Али был не просто профессионал. Убийство стало его религией.
— Религией?
— Вроде того. Думаю, Абдул Латиф принял наше предложение с радостью.
Своего лучшего стрелка шейх просто-напросто боялся. И, нужно сказать, обоснованно. Никогда не знаешь, что в голове у психа. А тут — кто-то берет на себя труд устранить эту угрожающую гангреной занозу, да за это еще и платит. И очень неплохие деньги.
— Кто выходил на Ахмада?
— Я.
— Через кого?
— Старые связи…
— Мотивировка?
— «Порошок». К тому же без наших контактов по переработке и переброске он зависнет в своей азиатской дыре на сырье, как на груде первоклассного и бесполезного дерьма.
— Ты используешь запасные каналы?
— Конечно. Рисковать основными глупо. «Порошок» может засыпать не только цепочку, но и…
— Замок?
— Нет. Замок засыпать нельзя. Ни «снегом», ни «порошком». Ничем.
— Я рад, что ты это осознаешь.
— Я тоже.
— Каждый живет, пока следует правилам. Не так ли, Герман?
— Да, это так.
— Это, по-твоему, справедливо?
— Это, по-моему, удобно.
— Ты странный малый, Герман.
— Обыкновенный. Просто…
— Что — просто?
