Чудом ухожу от его прямого тычка и понимаю, что рядом с ним — я не боец.
Он разделает меня, как Бог — черепаху, и если бы проход не был таким узким, я уже лежал бы в отлете… Как говорится, мы — в разных весовых категориях. В смысле мастерства. Отхожу медленно к тамбуру… А блондин, похоже, и не очень торопится. Сейчас он — на своем поле, куда спешить?.. И «перебить стрелку» уже не удастся… Хотя… А не «спраздновать» ли мне труса?.. Естественно, я помню и о «тридцать третьем приеме каратэ», который в русском переводе звучит как «ноги мои ноги, несите мою попу», — в данной ситуации он может быть весьма действенным. По крайней мере, удалит нас из вагона, где мирно спит Ленка: она точно лишняя на этом «празднике здоровья», а привычка к «чистоте» у «спортсмена-разрядника» стала, пожалуй, такой же необходимостью, как писать перед сном… Меня он «выключит», девчонку — убьет. Игры профессионалов, ходить им конем!
Да и если глупо спорить с мастером единоборств голыми руками, то с ним вполне можно толковать с какой-нибудь железкой, зажатой в мозолистой рабоче-крестьянской ладони финансиста! В юности я учился не только нырять, но и использовать подручный металлолом со всей присущей ему убойной силой.
Кочережки, какими помешивают уголек проводники в рабочих тамбурах, — вполне из их числа… К тому же-у меня преимущество. Судя по тяжелым карманам, у блондина там «шпалеры» на боевом взводе, но стрелять он не торопится: я ему нужен самолично, живой и по возможности не сильно поврежденный! Вот уж этой радости я ему не доставлю!
Кое-как отмахиваясь, двигаюсь каракатицей, спиной вперед. В смысле — назад. Сдергиваю шторку вместе с бордюром, перегораживая проход. Задержит это блондина на секунду, но мне больше не нужно. Проскакиваю створки, дергаю дверь, хлопаю ею и — вперед! Пролетаю мирно спящий купейный, следующий. Преследователь отстает на полвагона… Блин! Хозяйственные провожалы пошли — нигде ни кочерги, ни совка хренового! Еще вагон…
— Вы что это, гражданин? — Поддатая, крашенная гидропиритом сердитая тетка колышется лицом, плавно переходящим в безразмерную грудь, и таращится на меня фиолетовыми коровьими глазами. Вагон-ресторан.
Вместо ответа, двигаю тетку снизу в подбородок, мне некогда растолковывать ей старую истину общественных пищеблоков: «Проход держать свободным!» Да и боюсь, если она останется стоять так же несокрушимо, мой «приятель» — блондин «заласкает» ее ребром ладони по шее — до смерти…
Проскакиваю в вагон, оказываюсь в кухонном рабочем тамбуре. В самом «пищеблоке» — два пьяных кавказца с «дэвушкой-баландынкой», подобной первой…
Но они в таком состоянии, что и эта кухонная дива кажется им Белоснежкой!
Понятно, что меня они если и воспринимают, то только как часть пейзажа и то — вряд ли… Я же хватаю со стойки кухонный нож, сработанный в аккурат как датский меч, и выскакиваю в тамбур.
Голубоглазый появляется следом, будто тень отца Гамлета. Смотрит на шедевр кухонного искусства в моей руке — явно не «Аристон»! — и губы его кривятся в презрительной усмешке. Пусть кривятся!
Отмахиваю «мечом» так, что он едва успел отклониться назад. Тусклое, привыкшее к крови железо в полутемном тамбуре выглядит совсем темным. В такой тесноте блондину ногами не размахаться, а зажатый в моей руке металлический брусок делает саму руку на сорок сантиметров длиннее. Поиграем?
— Может, обойдемся без кровопролития?.. — Блондин лениво разлепляет губы.
Ему не до игры. Усмешка продолжает кривить губы, удар — молниеносен: меня бросает в угол, он делает шаг, швыряю нож ему в лицо, как дротик, — он отбивает рукой. Прыжком приникаю к противнику, хватаю за лацканы куртки, дергаю на себя — он грамотно переступает, оказывается спиной к стене, а у меня сзади — распахнутый черный проем, оттуда веет холодом. Стараясь использовать инерционную скорость, пихаю его к стенке., пытаюсь ударить затылком, он инстинктивно напрягся, сопротивляясь… С силой рву «спортсмена» за куртку, падаю перекатом на спину, с упором ноги в живот, — и мы оба летим в черную снежную пропасть. Как в бездну.
