Вот тогда он и узнал то самое слово: «власть». Слово, заставившее громадного дядю Сашу превратиться в тень в квартире и его сила ничего не значила и не стоила… И мальчик решил что власть — и есть самая сильная сила; впрочем, это слово никогда не ассоциировалось у него с добрым и строгим человеком, чей портрет в ореховой рамке висел на этажерке; при слове «власть» он и тогда, и после ощущал запах ременной кожи, и еще чего-то, наверное, страха, который был и в затаенной тишине квартиры, и во взглядах соседей, и тяжком, дурно пахнущем, липком поте врача-алкоголика… Но главным был все же запах кожи и строгая подтянутость усталого дяди Гены, глядевшего на него порой глазами затравленного волка…
Нет! Стоп! Магистр остановился посреди комнаты. Какой взгляд?! Какого волка?! Это он сейчас себе придумал, дядя Гена был весел и не очень-то раздумчив на самом деле… Правда, потом он пропал куда-то… Но почему?..
Почему так навязчиво это воспоминание?.. Ну да… Страх. Страх был настоящим. И не тогда — теперь! Нельзя морочить людям головы до бесконечности: эти прыткие финансисты уже совершенно сбрендили… А он, затянутый в воронку их интересов, порой уже плохо стал ощущать «звоночки», сигналы опасности, которые раньше всегда подходили своевременно… Отчего беспокойство? Кришна мертв. Его размашистая подпись в мире тихих денег — КРШН — значила немногим меньше, чем раньше в мире политики другая грозная аббревиатура — НКВД. Кришна… Понятно, что прозвище, или, как говорят блатные, «погоняло», он получил за эту самую подпись, и все же… Ему, Магистру, порой приходило в голову, что именно Кришна и был настоящим посвященным, а вовсе не он, Магистр, и стены Замка — всего лишь декорация в любительском спектакле, на который взирает откуда-то из темноты зрительного зала настоящий мастер, присматриваясь к молодым актерам…
Рассвело в восемь. Магистр позвонил, вошла девушка, на подносе — большая чашка горячего кофе. Замерла в ожидании, приподняв брови, но Магистр молча кивнул. Девушка пошла к двери, держась прямо, вышагивая красиво и ровно, словно под объективом десятков телекамер. Магистр скривил губы, проводив ее взглядом: старость — не старость, а уже не до баб. А жаль.
Прожужжал зуммер внутренней связи:
— К вам Герман.
— У него что-то срочное?
— Он полагает, да.
— Через десять минут. Время терпит. Магистр отхлебнул горячей горько-сладкой жидкости. Да, время терпит. Но не всех и не всегда.
— Я слушаю. — Магистр поднял на Германа тяжелый взгляд.
— Альбер ушел. Наворотил гору трупов и ушел.
— То есть активно объявил нам войну.
— Скорее не только нам. Всем. Он всегда был психом.
— Да?.. А кто в этом мире нормальный?
Герман промолчал. Ни один мускул на лице не дрогнул.
— Я жду объяснения причин, — раздражаясь, процедил сквозь зубы Магистр.
Этот щенок еще будет с ним в паузы играть…
— Кажется, он нащупал Дорохова.
— Так он жив?
— Скорее да, чем нет.
— Почему это выяснил Альбер, а не вы?
— Он оперативник. Я — э-э… человек действия.
— Или — бездействия.
Герман и на этот раз промолчал.
— Продолжайте, — велел Магистр.
— По каким-то его оперативным контактам поступила информация из Приморска.
— По каким?
— Скорее всего ФСБ. Краевое управление.
— Дальше.
— В станице Раздольной, в семидесяти километрах от Приморска, произошел какой-то инцидент. Местный начальник отделения занервничал, перезвонил кому-то в Приморск, тот, по-видимому, давно на контакте с ФСБ, доложился. Фээсбэшник передал Альберу.
— Много предположений.
— Мы прояснили это через свой контакт в УВД; городок хоть и небольшой, все друг друга знают, но и раньше не сильно делились, и теперь не особенно…
— Коротко: как ты это все «зацепил»?
— Источник в Приморском УВД сообщил, что местный РУОП скрытно выслал в Раздольную спецгруппу. Причем классную, как говорили раньше — номенклатура.
— Чья?
— Начальника Приморского РУОПа генерала Васнецова. Группа в количестве восьми человек, но без оружия.
— Без оружия? — удивленно поднял брови Магистр.
— Да. Официально — группа отправилась на переподготовку в Воронеж.
— С какой стати в это ввязался РУОП, если контакт Альбера, как вы говорите, из ФСБ.
