— Пуля вошла между ухом и виском. Это важно?
— Очень, — кивнул Худолей.
— Наверное, это о многом говорит? — Вохмянин явно нарывался на крутой разговор.
— Да, — кивнул Худолей. — О многом. Для убийства надежнее точки нет.
— Между ухом и виском? — простодушно удивился Вохмянин. — А мне всегда казалось, что лучше всего стрелять в затылок.
— Затылок — тоже ничего, — согласился Худолей и отошел, чувствуя, что перебил начальственный разговор. — В конце концов, все зависит от ловкости рук, — пробормотал он уже про себя.
— Может быть, войдем в дом? — предложил Вохмянин.
— Обязательно, — и Шаланда первым направился к причудливому арочному сооружению со ступеньками — там, по его представлению, должны были находиться двери.
Из какой-то ниши раздался рык громадной собаки, но в темноте ее не было видно, а судя по тому, что Вохмянин не обратил на рык никакого внимания, собака была надежно привязана.
Сразу за дверью оказался просторный вестибюль с вешалкой, зеркалом и небольшим диванчиком.
— Неплохо, — сказал Пафнутьев. — Я бы не отказался.
— Что-то ты, Паша, последнее время все увиденное примериваешь на себя, — проворчал Шаланда, стаскивая тесноватый плащ.
— Конечно, на себя, — не задумываясь, ответил Пафнутьев. — На тебя ведь все мало. И этот дом на тебя мал, как я вижу.
— Какую я недавно женщину примерил, — негромко пробормотал Худолей, но Пафнутьев его услышал.
— И что? — спросил он.
— Велика оказалась. По запросам.
— Сюда, — сказал Вохмянин, распахивая двустворчатую дверь. За ней Пафнутьев увидел большой зал с тремя окнами и камином. Посредине стоял стол овальной формы, а вокруг него — около десятка стульев. — Присядем? — предложил Вохмянин. — Я доложу обстановку, а потом уж вы приступайте.
— Пусть так, — солидно кивнул Шаланда. — Только без ненужных подробностей.
— А мне, пожалуйста, с подробностями, — заметил Пафнутьев. — Причем мне больше всего нравятся ненужные подробности.
Вохмянин посмотрел на одного, на другого, пытаясь понять столь противоречивые указания, и лишь после того, как Пафнутьев подмигнул ему, кажется, понял — начальство шутит.
— Значит, так, — Вохмянин скромно присел к столу между Худолеем и оперативником. — Был ужин... Часа три-четыре назад. Можно уточнить. Присутствовал сам Константин Александрович...
— Это кто? — спросил Шаланда.
— Объячев.
— Ах да! Продолжай.
— Жена... Маргарита.
— Кстати, где она?
— Наверху. У себя. Пьяная.
— Напилась за ужином или после?
— После. За ужином трудно было напиться... Сухие красные вина, виски, мясо, овощи... Хозяин пил водку.
— Много? — успел вставить Пафнутьев.
— Не знаю, как кому... Бутылку выпил.
— Поллитровую?
— Да. Пол-литра.
— Кто еще был?
— Секретарша.
— Она здесь?
— Все здесь. Никто не ушел. Я не позволил.
— Молодец! — похвалил Шаланда. — Ужинаешь вместе со всеми?
— Когда как.
— А сегодня?
— Сегодня — со всеми.
— Кто еще?
— Этот... Как его, — неулыбчивое лицо Вохмянина напряглось в задумчивости. — Вьюев Олег Игоревич.
— Кто такой? — спросил Шаланда, не желая выпускать из рук нить разговора.
— Ну... Назовите его деловым партнером. Он уже несколько дней здесь околачивается. Гостит. И вот дождался. Теперь, как я понимаю, не скоро уедет к себе на Украину.
— Дети? — спросил Пафнутьев.
— Сын. Сергей.
— Хороший сын?
— Чего ж ему быть нехорошим... Но, опять же, не без некоторых недостатков.
— Ну? — требовательно произнес Шаланда.
— Немножко наркоман.
— Со стажем? — уточнил Пафнутьев.
— Да. Лечился.
— Безуспешно?
— А в этом деле, как я понимаю, не бывает больших успехов, — Вохмянин пожал тяжелыми, литыми плечами. — Разве что в одиночку запереть, лет этак на десять.
Разговор продолжался, и Пафнутьев, прислушиваясь к звукам за пределами каминного зала, все-таки улавливал, улавливал некоторые признаки жизни. Что-то упало наверху, хлопнула дверь, по трубе, замурованной в стене, глухо прошумела вода, кто-то прошел за дверью, он услышал осторожные шаги и всхлипы. Басовито и беззлобно пролаяла собака на крыльце, включившись в поселковый собачий перебрех. Дом был явно пустоват, людей здесь было гораздо меньше, чем требовалось для нормальной жизни на таких площадях.
