— Значит, убытки только материальные?
— А репутация?! Павел Николаевич, а репутация? Теперь все будут знать, что это банк, который иногда взрывается! Представляете?
— Думаю, основных клиентов не лишитесь.
— Почему вы так решили?
— Потому что ваши основные клиенты больше всего ценят доверительность отношений, ну и прочие мелкие подробности, о которых мы с вами знаем, но говорить не будем.
— Нет, отчего же! — в запальчивости воскликнул Фердолевский, но тут же смолк, поняв, что в самом деле не стоит обострять эту тему.
— А потому, Константин Константинович, — Пафнутьев произносил это имя старательно, выговаривая каждый слог, — что ваши отношения с основными клиентами носят криминальный характер. И только общая неразбериха в стране позволяет вам не только существовать, но и процветать.
— Это вы называете процветанием?! — Фердолевский опять развел руки в стороны.
— Как вы думаете, кто это сделал? — спросил Пафнутьев.
— Понятия не имею! — Фердолевский взял со стола газету, скомкал ее и вытер со стола пыль. Комок был жестким, по столу скользил с неприятным скрипом, и Пафнутьев весь содрогнулся от этого звука. Фердолевский сел за громадный черный стол, выбросил вперед руку, чтобы показался манжет рубашки, и подпер пальцем щеку, изобразив скорбь и растерянность.
— На прошлой неделе у вас была назначена встреча с Вовчиком, — Пафнутьев сознательно назвал того воровской кличкой, сразу давая понять банкиру, что знает о его связях. — Вы на встречу не явились. Пока Вовчик вас ожидал, его обстреляли... Один человек убит, второй тяжело ранен. Вы не допускаете, что он нанес ответный удар?
— Ну что ж, — Фердолевский сел попроще, палец со щеки убрал, отъехал на кресле от стола, закинул ногу на ногу. — Ну что ж, давайте поговорим об этом... Видите ли-. Тогда произошла накладка... Я опоздал на встречу. Есть уважительная причина... Когда все это случилось у Леонарда, я тут же связался с Вовчиком по телефону и все объяснил, заверил в полнейшем моем расположении.
— Он поверил?
— Вовчик никому не верит, — вздохнул Фердолевский.
— Хотите, чтобы мы занялись взрывом всерьез?
Фердолевский внимательно посмотрел на Пафнутьева большими своими навыкате глазами, отвернулся к окну, потом, сложив руки на столе, навис над ними большим тяжелым телом и замолк. Наконец поднял голову.
— Если я отвечу утвердительно... Это ведь потребует от меня активного участия в расследовании? Показания, заявления, протоколы, прочее... Верно?
— Конечно.
— А если отвечу отрицательно...
— Тогда мы не сможем рассчитывать на ваши чистосердечные показания и вынуждены будем считать происшедшее несчастным случаем.
Фердолевский не успел ничего ответить — в дверном проеме появилась фигура Худолея. Он медленно приблизился к столу, сел на подвернувшийся стул и уставился на Пафнутьева, ожидая позволения заговорить.
— Слушаю тебя внимательно.
— Значит, так... Рвануло в приемной... По счастливой случайности в помещении никого не было. Поэтому нанесен лишь некоторый материальный ущерб...
— Ха! — воскликнул Фердолевский. — Скажите пожалуйста! Некоторый материальный ущерб! Да мне ремонт обойдется в сотню миллионов! Чтобы ответить ему должным образом, мне не нужны основания. Они у меня всегда есть, — жестковато произнес Фердолевский.
— Я пойду? — спросил Худолей.
— Да, — ответил Пафнутьев. — Завтра увидимся. Нам будет о чем поговорить?
— Найдется, — кивнул Худолей и боком, перекошенный своей сумкой с аппаратурой, вышел в пустой дверной проем, опасливо обойдя остатки люстры.
— Хороший работник? — спросил Фердолевский с улыбкой, кивнув в сторону ушедшего Худолея.
— Я бы хотел поговорить с вашей секретаршей, — сказал Пафнутьев. Не позволит он Фердолевскому обсуждать деловые качества и внешность Худолея, своего надежного помощника, а в недавнем прошлом и собутыльника.
— Она здесь, — Фердолевский попытался кого-то высмотреть в приемной, но, не увидев секретарши, громко крикнул:
— Наташа!
В дверях возникла молодая девушка в распахнутой дубленке.
— Зайди.
Девушка подошла, села к приставному столику, предварительно постелив на него газету, вопросительно посмотрела на банкира.
