Банк Фердолевского на первом этаже блочного дома был виден издали. Вертелась в сумерках милицейская мигалка, светились фары еще нескольких машин. Пафнутьев отметил светлый корпус машины «скорой помощи». Толпились и люди, но немного, а если кто и задерживался, то ненадолго, тут же уходил по своим делам. И тому были свои причины. Во-первых, и взрывы в городе гремели не так уж редко, да и к банкирам мало кто испытывал сочувствие в подобных случаях. Многие ощущали даже удовлетворение, будто свершился наконец акт возмездия, восторжествовала справедливость и теперь жизнь пойдет куда лучше. За два-три года надсадного капитализма о банкирах сложилось устойчивое мнение как о мошенниках, обманщиках, проходимцах. Теперь уже нескоро удастся им избавиться от этого клейма, если вообще когда-нибудь удастся. Слишком много пострадавших они оставляли на своем пути в счастливое завтра — обманутых, обобранных, ограбленных.
Выйдя из машины, Пафнутьев решительно направился к входу. За ним семенил Худолей, перекошенный тяжелой сумкой. Его широкие штанины хлопали на зимнем ветру, как потускневшие знамена. Последним шел Андрей — из чистого любопытства решил взглянуть на место происшествия. В узком коридоре Пафнутьеву показалось даже тесновато, хотя людей здесь было и немного. В воздухе стояла пыль, запах гари, вонь дымящейся пластмассы. Услышав голос Шаланды, Пафнутьев направился туда и в конце коридора увидел место взрыва. Вывернутые двери, обгоревшие стены, дымящаяся аппаратура — факсы, компьютеры, пишущие машинки, телевизор. Вместо экрана чернела какая-то жутковатая яма, обнажившая прокопченные внутренности телевизора.
— Ну что, Паша! — воскликнул Шаланда. — Начинаем привыкать к новому виду преступлений! А?
— Привыкнем, — кивнул Пафнутьев.
— Неплохо рвануло, ох, неплохо! — Шаланда, казалось, был даже в восхищении от случившегося.
— Есть жертвы?
— Пострадавший один — господин Фердолевский. Владелец банка. Понес большие материальные убытки. — Шаланда показал на обезображенную технику. — Не знаю даже, оправится ли, не знаю!
— Оправится, — произнес сам Фердолевский, входя в приемную из своего кабинета. Был он высок, полноват, в движениях замедленный, в каждом жесте ощущалась значимость, достоинство, даже состоятельность. Он пожал руку Пафнутьеву, и тот, сам того не желая, ощутил даже некоторую польщенность, хотя знал, прекрасно знал, что видит перед собой самого что ни на есть бандюгу и крупнейшего мафиози в городе, не считая, конечно, Неклясова. И Худолея поприветствовал банкир, тоже пожал руку, правда, на лице его возникло некоторое недоумение, уж больно тоща ладошка была у Худолея, неужели, дескать, и такое может быть? Андрея он попросту не увидел, безошибочно определив, что тот не относится к числу людей, которых он должен приветствовать. Но Андрей уже привык, что не везде водителей приветствуют так же, как и руководство. Он лишь усмехнулся понимающе, мол, знаком я с повадками криминальных банкиров, которые больше всего озабочены тем, как подчеркнуть собственную значимость.
— Ну, что у вас тут опять случилось? — спросил Пафнутьев, пройдя вслед за Фердолевским в кабинет. Здесь тоже были признаки разрушения — ввалившаяся внутрь дверь, сорванные шторы, рухнувшая люстра из хрусталя — видимо, немало потратил банкир денег, чтобы создать в своем гнезде обстановку уюта, благонадежности.
— Сами видите, — Фердолевский развел руки в стороны и окинул взглядом следы разрушения. — Громят нашего брата банкира. Видимо, таким образом добиваются социальной справедливости. — Фердолевский попытался уколоть Пафнутьева как представителя официальной власти.
— Вы что, в самом деле думаете, что взрыв устроили старушки, которых вы ограбили?
— Мы ограбили?!
— Константин Константинович, — медленно произнес Пафнутьев, и пока выговаривал длинное, слишком длинное имя-отчество Фердолевского, тот успокоился и немного остыл. — Не будем о старушках, не будем о грабежах... Поговорим о взрыве. Когда это случилось?
— Ну... Теперь уже больше часа назад.
— Кто пострадал?
— Я. Больше никто. Взрыв произошел, когда все уже покинули помещение. Секретарша уходит в пять, в других отделах могут задержаться... Где-то в половине шестого и бабахнуло.
