— Слушай сюда, — сказал Юрик, подождав поотставших приятелей. Тяжелые надбровные дуги скрывали его глаза и только в свете фонаря из-под бровей иногда вспыхивали маленькие искорки. — Даю установку...
— Да ладно тебе! — нервно перебил его Боксер. — Нашелся еще Кашпировский! Не трясись. Чую — все будет отлично.
— Заткнись! — проговорил Юрик, в возбуждении поправив пучок волос на затылке. — Я говорю это не для тебя и не для Сынка, понял? Говорю это для себя. Я сам хочу быть уверенным, что ты услышал, что требуется, и твоя дурь не помешает сделать дело. Повторяю — даю установку.
— Давай-давай, — кивнул Боксер с преувеличенным послушанием. — Умные слова всегда приятно слушать.
— Если перебьешь еще раз, возвращаемся. И я докладываю шефу, что дело не состоялось по твоей вине. Объясняйся с ним сам. Понял? — Юрик захватил на груди низкорослого Боксера все одежки и с силой притянул к себе. — Если ты задышишь громче обычного, я поворачиваюсь и ухожу. Морду твою я бить не буду. Вопросы есть?
— Виноват, — Боксер покорно склонил голову.
— Сынок?
— Все понял. Я и раньше все понимал.
— Делаю третью попытку... Клиент прибывает с минуты на минуту. Сынок подходит к нему в тот момент, когда тот откроет дверцу, чтобы выйти из машины. Сынок подходит к нему с самыми вежливыми словами, которые только найдутся в его красивенькой головке...
— Обижаешь, Юрик, — успел вставить Сынок, но негромко, чтобы не прервать наставления Юрика.
— Ты говоришь «извините, пожалуйста...» Или что-то в этом роде. Он поворачивает к тебе свою поганую физиономию и ты тут же, в ту же секунду пускаешь ему в глаза струю газа. Но смотри не перестарайся, иначе мы сами не сможем потом сесть в машину. Пока клиент страдает и мается, Боксер берет его за шиворот и оттаскивает в сторону. Можно к нему даже слегка приложиться, если он почувствует себя недостаточно плохо. Но предупреждаю — осторожно. Одна мокруха у нас сегодня уже есть.
— Амон... — начал было Сынок, но Юрик остановил его.
— Заткнись. Амона здесь нет. Здесь мы. Боксер отволакивает старика в сторону. Сынок в это время уже сидит справа, я за рулем. Сынок открывает заднюю дверцу и впускает Боксера. И сматываемся. Вопросы есть? — Юрик хмуро посмотрел на своих подчиненных. — Вопросов нет. А вот и он...
В конце улицы показались огни машины. Скорость была небольшая, водитель знал, что ему сейчас придется сворачивать во двор.
— Все-таки приятно иметь дело с точным человеком, — пробормотал Сынок.
— Разошлись, — скомандовал Юрик. — Боксер, ты с ним все-таки поосторожней. Человек он пожилой, сердечко наверняка слабенькое, головка тоже... По крови мы сегодняшний план уже выполнили. Главное — менять почерк. Запомните, делюсь заветным — все угоны должны быть различными.
Новенькая белая «семерка» мягко, почти бесшумно, въехала во двор, приблизилась к крайнему подъезду. Погасли фары, распахнулась передняя дверца и в салоне вспыхнул несильный свет. В это время по дорожке к машине приблизился невысокий щуплый парнишка. Со стороны он мог показаться учеником восьмого-девятого класса и, наверно, поэтому не вызвал у водителя никаких опасений.
— Простите, пожалуйста, — обратился он к водителю и тот доверчиво высунулся из машины. Это был пожилой человек с коротенькими седыми усами.
— Слушаю вас, молодой человек?
— Видите ли, — Сынок вплотную приблизился к водителю.
— Ну? — поощрительно улыбнулся тот. И в этот момент прямо ему в лицо ударила сильная струя газа. Сынок приблизил баллончик к самому лицу водителя, поэтому рассеивания почти не было. Старик попытался было вдохнуть свежего воздуха, но Сынок ждал этого момента и ударил струей прямо в рот. После этого водитель бесшумно вывалился на мокрый, усыпанный листьями асфальт. Боксер тут же поволок безжизненное тело в сторону. Он даже с некоторой заботливостью втащил старика в кусты, но с таким расчетом, чтобы ноги его оставались на тротуаре — тогда соседи увидят, вызовут скорую помощь, в общем, не дадут умереть. Но это произойдет только в том случае, если кто-то узнает. Случайный человек наверняка примет за пьяного и пройдет, брезгливо поджав губы, хотя, может быть, всего несколько дней назад сам валялся точно в таком же положении. Что делать, такие нравы — мы настойчиво убеждаем себя, что валяется пьяный, хотя сердце подсказывает — нагнись, присмотрись. Нет, торопливо проходим мимо зарезанных, избитых, умирающих.
