— Яна! Какими судьбами?
Кисло поздоровавшись, попыталась отвертеться от разговора, заявив, что спешу и мне ничего не надо. Почтительно изогнувшись перед начальством, траурный господин тут же меня заложил:
— Она у меня деньги пыталась выманить на какие-то газеты. — Выговорил он это так, будто при этом я ему угрожала по меньшей мере пистолетом.
Почему он решил, что подписка на периодику криминал, не знаю. Наверное, подумал, что я многих таким образом облапошила. Но вместо ожидаемого возмущения услышал:
— И сколько?
Я хмуро признала:
— Почти пятьдесят тысяч.
Влад посмотрел на господина.
— Дали?
Он гордо отринул обвинение в бесхозяйственности:
— Нет, конечно. К тому же ей прямо сейчас надо, немедленно.
Влад обернулся к мужчине, судя по тому, как подобострастно здоровались с ним все пробегавшие мимо сотрудники, директору этой конторы, и требовательно спросил:
— Дашь?
Тот, не выказывая ни грана удивления, согласился:
— Если надо.
Влад кивнул головой:
— Надо, Виктор, надо. Будем спасать отечественную культуру от падения.
При этих словах они укоризненно посмотрели на меня, отождествляя с этой самой безнравственно — упадочной культурой, и я сконфужено покраснела. Вполне насладившись пурпурным цветом моего лица, директор дал распоряжение несколько увядшему от такого поворота сотруднику:
— Александр Васильевич, возьмите у дамы счет и примите меры для его срочной оплаты. — Мне очень понравилось, что он подчеркнул слово «срочной», от которого у траурного господина лицо вытянулось еще больше. — Можете взять наличные в кассе и лично оплатить счета на почтамте. Не забудьте проследить, чтобы бухгалтеры оформили налоговый вычет.
Тот с недоуменным выражением лица, но не пытаясь протестовать, довольно вежливо попросил у меня счета. Протянув их ему, я сконфуженно проговорила:
— Давайте я с вами, а то неудобно…
Он счел мое предложение вполне справедливым, но Владу это не понравилось. Втиснувшись между мной и господином, он подхватил меня под руку и твердо заявил:
— Э, нет, не выйдет! Мы сейчас идем обедать, а то у меня с утра в животе голодный бунт. — И, кивнув на прощанье мужчинам, повлек меня к лифту.
У траурного господина взгляд затуманился еще больше. Ситуация сложилась загадочная. На родственницу я явно не тянула, у Влада таких бедноватых родственников в принципе быть не может, к тому же с родственницей он вряд ли бы обращался так по-панибратски. На любовницу тоже, старовата, да и одета опять-таки не подобающим образом. Так кто же я? Вот вопрос, который явно будет мучить его весь сегодняшний день.
Влад завел меня в лифт и нажал на кнопку первого этажа. Я не отказала себе в удовольствии его слегка подколоть:
— Что, ножки болят, пройтись один этаж невмочь?
Он неожиданно согласился:
— Ага, и еще как. Перетренировался вчера на тренажерах. Из-за тебя, между прочим.
Я поперхнулась от неожиданного укора.
— Почему это из-за меня?
Он доверительно склонился ко мне.
— Напряжение сбросить хотел. Под холодным душем стоять надоело.
От такой откровенности меня прошиб озноб и я отвернулась, стараясь скрыть вновь запылавшее лицо.
Приблизился ко мне и нежно провел ладонью по щеке.
— Как же я соскучился. Думал, пройдет и забудется, ан нет…
Мне показалось, что сейчас он начнет меня целовать, и я испуганно отшатнулась к противоположной стороне просторного лифта. Он хмуро проследил за моими рывками, потом взял за руку и извлек из остановившейся кабины. Охранники при его появлении подтянулись, были бы на них фуражки, непременно отдали бы нам честь. Но на бесстрастных физиономиях не отразилось ничего. Я была уверена, что и после нашего ухода они ни слова не скажут друг другу о нашей странной парочке, по армейским законам начальство не обсуждается, это правило любого приличного военного.
Мне вовсе не стоило бы с ним идти, но я не могла с собой справиться. Меня так тянуло к нему, что я решила хоть немножко отпустить вожжи и просто с ним поболтать. Ведь ничего дурного от этого не случится.
Напротив офиса холодным алмазным блеском сверкал большой ресторан. Поскольку в ресторанах я не бывала лет сто, то оказалась полностью деморализована, едва зашла под его величественные своды. Огромный холл устилали красно — зеленые дорожки, ведущие в затемненный зал. Чувствуя себя даже не белой вороной, а недостойной серой мышью среди больших важных котов, я позволила усадить себя на уютное местечко у окна. Очнулась от приступа самоуничижения после того, как официант, учтиво склонившись ко мне, спросил:
