Он поднялся, прошаркал к камину, где тлели багровые угли прогоревших поленьев, - ночами и по утрам прохладно, несмотря на лето, а старик любил тепло. Бросив письмо на угли, он дождался, пока бумага превратилась в черный пепел, и вернулся к столу.
Опускаясь в кресло, Томас внезапно почувствовал, будто летит в пропасть: голова закружилась, перед глазами поплыли огненные круги, дыхание перехватило, и грудь сдавило невыносимой болью. Слабеющей рукой он успел дотянуться до колокольчика...
Доктор приехал через час. Дэвид встретил его у дверей спальни, куда старика перенесли из кабинета.
- Как он? - на мгновение задержавшись, шепотом спросил врач.
- Увидите. - Слуга меланхолично пожал плечами: если бы он сам мог определить состояние больного и лечить его, зачем тогда нужен эскулап? Только зря переводить деньги?
Полный лысоватый доктор, сверкая линзами очков, на цыпочках вошел в комнату и тихонько приблизился к кровати. Роу лежал на спине. Дыхание старика было хриплым, глаза полузакрыты, резко обозначились морщины на отекшем лице и сильнее стал выделяться крупный нос. Кисти рук, с бугристыми утолщениями на суставах, казались вылепленными из желтого воска. Врач положил на лоб больного руку, пощупал пульс, потом осторожно приоткрыл веко и заглянул в мутный зрачок.
- Я еше жив, - недовольно проскрипел Роу и моргнул.
- А я не собираюсь вас хоронить, - преувеличенно бодренько ответил доктор. Он откинул одеяло и достал трубку. - Кажется, вы несколько переутомились? Придется немного полежать.
- Сколько?
- Посмотрим, как пойдут дела, - уклонился от прямого ответа врач. - Я пропишу лекарства.
- Лекарства? - Томас бледно улыбнулся. - Разве есть лекарства от старости? Просто мне уже слишком много лет... Впрочем, приложите все усилия, чтобы поставить меня на ноги.
- Конечно, конечно.
Закончив осматривать больного, доктор вышел из спальни и поманил за собой Дэвида.
- У него удар, - шепотом сообщил он слуге, косясь из-под очков на неплотно прикрытую дверь. - Нужен полный покой. И... у него есть родственники?
- Мне об этом ничего не известно, - сухо ответил Дэвид. - Все так серьезно?
- Возраст. - Врач развел руками. - Будем уповать на милость Господа.
- Аминь! - пробасил Дэвид...
***
Александр проснулся рано - в темноте за окнами лишь начинала угадываться серенькая, предрассветная дымка, когда небо уже не черное, как ночью, но еще и не голубое, а приобретает жемчужный оттенок, обещающий вскоре окраситься розовым от алой полоски зари. В такие часы в низинах, над сырыми лугами и в овражках еще стоит белое молоко тумана, и сквозь него угадываются неясные силуэты стожков сена. А кругом тишина, природа еще спит, спят птицы в гнездах, спят звери в норах. И земля кажется сказочным райским садом, где вечно царят мир, покой и благоденствие.
Царь снова закрыл глаза и тепло улыбнулся, вспомнив своего учителя и наставника Василия Андреевича Жуковского: как он искренне и беззаветно любил родную природу и старался привить любовь к ней воспитаннику. Теперь, по прошествии лет, Александр понимал, что прекрасный поэт и большой души человек был для него не столько воспитателем, сколько добрым старшим другом, старавшимся вести наследника престола по пути мира и человеколюбия. Да, к глубокому сожалению далеко не всегда в суетной и грешной жизни удается следовать заветам Василия Андреевича, но воспитанник часто вспоминал о нем с благодарностью. Впрочем, благодарить нужно не только поэта, но и отца - именно Николай Первый, выбирая воспитателя для сына, остановил свой взор на Жуковском и потом пристально, внимательно и весьма придирчиво следил, как тот справляется со своими обязанностями.
И тут же вдруг вспомнились последние дни жизни отца. Он тяжело переживал поражение русской армии в Крымской войне, лежал укрытый серой шинелью на простой солдатской кровати и не желал никого видеть. Русскую армию он считал лично своей и не отделял себя от ее неудач, с чем и ушел из жизни.
Александр вздохнул: горькие воспоминания, но не ему судить отца за дела его. Высший Судия воздаст за все удачи и промахи, за добро и зло. Однако Держава устояла и будет стоять, а теперь его дело укрепить Россию и раздвинуть ее рубежи.
