Столкновение между королем и Законодательным собранием казалось неизбежным. Ферран предвидел это: «Требовать от собравшихся вместе и наделенных огромной властью людей, чтобы они не употребляли ее тогда, когда они прощаются или считают, что распростились с революцией, — большая ошибка». В романе «Блеск и нищета куртизанок» Бальзак напишет: «Вы даже не представляете себе, как трудно выполнять произвольные решения. Для конституционного монарха это равнозначно измене с замужней женщиной. Для него это адюльтер». И действительно, думая о грядущих уличных боях, король рассчитывал на помощь роялистов. «Людям короля через некоторое время представится возможность отличиться. От них потребуют проявить преданность. Ваш муж закроет брешь своим телом», — говорил герцог де Гранлье госпоже Камюзо.
Бальзак решил уехать с госпожой де Берни из Парижа именно в июне 1830 года. В глубине души он полагал, что борьба дворянства и буржуазии отражает реальное положение вещей в обществе, жившем в соответствии с принципами XVIII века. В 1830 году уже больше не существовало сословных преград между разбогатевшим средним классом и дворянством, которое по-прежнему продолжало считать себя высшей расой. Лицом к лицу противостояли богатые и бедные. Бедняки питались одним хлебом. Впрочем, зачастую у них не было ни гроша, чтобы купить его. Появились бродяги, покинувшие самые обездоленные провинции. Домом для них отныне стала большая дорога.
Явно находясь под влиянием сен-симонистов, Бальзак ожидал того момента, когда «сотни тысяч семей во Франции испытают это маленькое счастье, которое начинается с первым пескарем, попавшим на крючок после многочасового неуверенного ожидания, и которое заканчивается вместе с разделом властных полномочий в коммуне. Если мы избавимся от мелкого тщеславия, которое дарит народу памятники, фресковую живопись и импозантную аристократию… то станем думать, что ежедневно во Франции рушится город скорби, а тот день, когда ни один человек не протянет руку за подаянием, станет поистине прекрасным».
В ожидании, когда из города скорби воздвигнется город счастья, Бальзак отправился в Турень.
ХИЖИНА, УТОПАЮЩАЯ В ЦВЕТАХ
Госпожа Бернар-Франсуа де Бальзак с удовлетворением взирала, как ее сын отстранялся от Лоры де Берни. Когда Лора пешком приходила к Оноре на улицу Кассини, она часто заставала там лишь служанку, Флору Делевуа: «Господин ушел». Но Лора не унывала. Она писала своему «котенку», нельзя ли «прийти на улицу Кассини к трем часам?». Она хотела, чтобы Оноре любил ее «небесной любовью». Для Бальзака эти «цветочные гирлянды» превращались в «кандалы каторжника». Даже если он еще и питал привязанность к этой женщине, то тщательно это скрывал, слишком Лора стала назойливой. Ум Лоры де Берни проявлялся в том, что она принимала Бальзака таким, каким от был, «со вспышками гнева, мириадами капризов, отрицанием общепринятых обычаев». Она была права…
В июне 1830 года Бальзак охладел к Лоре. Но он чувствовал себя слишком одиноко, а потому поехал вместе с ней.
Лоре исполнилось 53. Она стала сухопарой. Грудь потеряла упругость, но рот по-прежнему оставался красивым, а «подобие улыбки» смягчало грусть потухших глаз. Чтобы придать своему «овальному, удлиненному лицу» моложавый вид, она заплетала волосы в две косы.
Любовники остановились в Сен-Сире, в предместье Тура, там, где Оноре жил в семье кормилицы. Они сняли дом, который вдохновил Бальзака на написание «Гренадерши». Должно быть, дом напомнил ему о Шарметте, городе госпожи де Варане и Жан-Жака. В Турени ставни всех домов были зелеными, стены — желтоватыми, а первый этаж казался низким, поскольку крыши устремлялись прямо в небо.
Когда-то этот дом был обыкновенной хибарой, но потом его перестроили. Решетчатый забор отгораживал недавние пристройки, а гранатовые деревья скрывали их от посторонних глаз. Низенькая дверь и крутая лестница заставляли предполагать, что помещения здесь тесные и более чем скромные, а на самом деле это был очень просторный дом: «Нигде больше вы не встретите жилища одновременно столь скромного и столь большого, столь богатого растительностью, ароматами, природными видами».
