, проживавший в Нейи в безумно дорогом загородном особняке. В наши дни там расположился лицей.
Семья Бодаров принимала лишь особ благородного происхождения. Министр финансов того времени Шарль-Александр де Калонн (1734–1802), похоже, был поглощен своим финансовым планом. И отвлекался лишь для того, чтобы обсуждать с Бомарше спекуляции акциями Компании водных ресурсов. То и дело шли разговоры об актере Воланже, пользовавшемся огромным успехом в Театре варьете. После ужина гости играли в фараон, как у королевы. Проигрыш двух тысяч экю — вовсе не трагедия. Пили шампанское. Буржуа рассказывали, как ходили в замок Марли пешком, без слуг, в городском платье, чтобы присутствовать на обеде короля. В тот вечер на ужин к Бодарам был приглашен Марат. Должно быть, Бернар-Франсуа хорошо рассмотрел Марата, поскольку Оноре де Бальзак описал «землистый цвет лица и черты, подлые и одновременно величественные, дающие серьезное основание полагать, что перед вами проходимец». В 1787 году Марат служил лейб-медиком в охране графа д’Артуа, а на досуге занимался физикой и предлагал Академии Лиона учредить премию — при условии, что первым ее получит именно он.
Год спустя после ужина, в 1787 году, Бернар-Франсуа стал секретарем-письмоводителем д’Альбера, докладчика, которому было поручено «вынести приговор по имущественным искам господину Бодару, обвиненному в растрате денег короля». Путь к успеху всегда извилист. Бернар-Франсуа рассказывал своему сыну Оноре об ухищрениях финансистов Думерка, Бодара, Уврара, как они объявляли, что разорены, приводя в волнение кредиторов и акционеров, исчезали, вновь появлялись — под другими именами — возобновив платежи или создавая новые общества и используя подставных лиц для покупки недвижимости.
В «Человеческой комедии» Бальзак воздал по заслугам этим аферистам. Он признал их гениальность. Нусинген — это финансовый Наполеон. Франция, испытывавшая недостаток в деньгах, пришла к выводу, что спекулянты «полезны». Следует лишь «изобрести» хорошие аферы, чтобы создалось впечатление, будто промышленность развивается, и чтобы деньги на них шли из «никчемного чулка».
Я поставил себя на службу событиям.
Талейран
Не похоже, чтобы Бернар-Франсуа трагически воспринимал события, происходившие во Франции в 1789–1792 годах. И в самом деле, зачем сходить с ума? Несмотря на усилия Тюрго, король не дал французам конституции, а государственные партии не пришли к обоюдному согласию.
Тем не менее режим, неспособный сам себя реформировать, прибег к помощи уполномоченных, горевших желанием разработать конституцию. Она должна была обобщить все законы и ограничить власть каждого, в том числе и короля. Король должен был стать лишь высшим должностным лицом нации.
Бернар-Франсуа продолжал служить государству и королю. 18 сентября 1791 года он поступил на службу к Антуану-Франсуа Бертрану, графу де Мольвилю (1744–1818), который в будущем займет пост морского министра. Это был счастливый день. На парижской площади Марше-дез-Инносан объявили о принятии конституции, а король принес присягу на верность нации на заседании Национального собрания. Перед началом церемонии он заявил своим близким: «Я отчетливо сознаю, что погиб. 18 сентября наступил „день всеобщего ликования“. Король и толпа слились воедино на Марсовом поле, а это означало — уже в очередной раз, — что с революцией покончено». Как напишет Оноре де Бальзак, «потребность мира и спокойствия, которую после суровых потрясений испытывает каждый, повлекла за собой полное забвение самых значительных событий».
Мишле скажет, что Бертран де Мольвиль был «пылким и ограниченным человеком». Этот бывший интендант провинции Бретань (1784–1788), враждебно относившийся к Генеральным штатам, подал Монморену, занимавшему в ту пору пост министра иностранных дел, докладную записку, где предлагал лучший, на его взгляд, способ избавиться от Национального собрания. Когда Людовик XVI назначил его на должность морского министра в октябре 1791 года, он организовал эмиграцию. Встретив жестокую оппозицию в лице Законодательного собрания, Мольвиль ушел в отставку 10 марта 1792 года.
