Балет моей жизни - страница 24

Он делал с меня множество набросков, напоминавших всех его «Танцовщиц», с этой особой живостью линий и знанием жестов, которые сразу выдавали в нем мастера. Он не фиксировался на статичной фигуре, его интересовало движение. Художник просил меня поднять руку, согнуть ногу, встать на пуанты, принимать все танцевальные позы, какие его так интересовали.

У Форена сеансы позирования тоже проходили очень приятно. Он был женат, и они с женой прекрасно ладили. Меня изучали две пары глаз, потому что мадам Форен тоже была художницей, и пока муж рисовал меня с одной стороны, она писала мой портрет с другой. Потом нам предлагали перекусить, и за чашкой чая велись интереснейшие беседы. Очень занимательно было слушать, как господин Форен описывал кого-нибудь тремя словами так же точно, как рисовал портрет, добиваясь сходства всего несколькими мазками.

Намного позже я позировала в мастерской Жоржа Каэна, брата драматурга Анри Каэна и сына скульптура Огюста Каэна, который сделал того тигра в Люксембургском саду, которого я называла «зеленой собакой».

Мне тогда было двенадцать лет, я была хорошо развита, уже такого же роста, как сейчас, и походила на «маленькую женщину». Жорж Каэн, безусловно, находил во мне нечто итальянское и рисовал меня романтически одетую в образе графини Гвиччиоли[39] для картины «Первая встреча Байрона и Гвиччиоли». Жорж Каэн часто просил мою мать сесть за фортепьяно, и часы работы проходили под музыку Моцарта и Шопена!

Были и другие художники, другие портреты. Мы с ними постепенно познакомимся. Многим художникам удивительно хорошо удавались мои портреты и бюсты. Большинство из них не стали шедеврами, но тогда я об этом еще не знала. В любом случае, я не могу определять такие вещи, так как я не художественный критик. Сама Сара Бернар вдохновила только двух гениев. А ведь это Сара Бернар!

Репетиции бок о бок со знаменитостями. — Камиль Сен-Санс. — Гуно. — Рейер и исполнительница его музыки Роза Карон[40]— Массне и Жан Ришпен[41]. — Мой друг Рейнальдо Ан. — Когда я вдохновляла Марселя Пруста… — Танцевальное фойе и его завсегдатаи. — Лента-ободок: мода, которую я ввела, сама того не желая. — Сплетни, что у меня нет ушей. — Основная балетная труппа. — Звезды: Росита Маури[42]и Сюбра. — Фаворитка Сандрини. — Моя приятельница Замбелли[43]. — Певческая труппа. — Реприза «Лоэнгрина». — Мельба и Офелия. — Верди на премьере «Отелло». — Царь в Зеркальной галерее. — Пожар в Ope€ra Comique.

Период всеобщего ко мне благоволения, хотя еще и не достиг своего crescendo[44], становился все приятнее, одаривая меня все более лестными происшествиями. Мне не только позволяли оставаться за кулисами и в гримерной после спектаклей, в которых я играла, но и разрешалось пробираться в зал или в гримерную к друзьям во время репетиций, когда моя работа уже была закончена. Более того, если шла репетиция спектакля, где я не участвовала, Педро Гайяр часто посылал за мною, сажал рядом и знакомил с авторами… Я была «в любимчиках» больше чем когда-либо!

Словно рыбка, резвившаяся в волнах, я с головой погрузилась в свое особое положение в театре, наслаждаясь каждым днем, это позволяло мне знакомиться с самыми известными музыкантами и композиторами, говорить с ними. Гайяр пользовался уважением, благодаря своим опыту и компетентности в области музыки и театра. Он стал директором Оперы вместе с Риттом в 1884 году. В 1892-м их пути разошлись, я не знаю по какой причине, но после небольшой паузы Гайяр снова занял кресло директора великого театра, на этот раз в сотрудничестве с Бертраном, который занимался административными вопросами. Бертран умер в 1901 году, и Гайяр снова остался один у руля и служил директором (на этот раз его помощником был Капуль) вплоть до 1908 года.

Гайяр был красивым мужчиной, высоким, хорошо сложенным и довольно импозантным. Угольно-черные глаза, матовый оттенок кожи, густая черная шевелюра выдавали его южное происхождение, впечатление подкреплялось обходительными манерами и тулузским акцентом. Он сделал весьма успешную карьеру певца и, когда репетировали новое произведение, сам иногда принимался петь, чтобы подчеркнуть важные нюансы, все еще глубоким и хорошо поставленным голосом. Стоя на сцене, мы с удовольствием наблюдали за нашим директором. Он представлял собою очень живописное зрелище: иногда одетый в рабочую куртку, но чаще всего с цилиндром на голове, размахивал листками партитуры и громко пел, а главный исполнитель стоял перед ним, внимательно слушая, потому что все артисты любили Гайяра и следовали его советам. Его сын Андре, очень милый мальчуган, тоже приходил на репетиции. Еще совсем малыш, он уже вовсю гулял за кулисами. Первый раз я его заметила во время показа «Фауста». Он был еще в коротких штанишках, а я в костюме ангела. При виде меня он восторженно раскрыл глаза и подошел ко мне, желая потрогать крылышки: «А они из настоящих перьев?» Мы быстро поладили, и наша дружба, возникшая еще в детстве, продолжается до сих пор. Андре вскоре поступил в консерваторию, где учился блестяще.