Цыгане — язычники. Наводят сглаз. Напускают порчу. Предсказывают будущее. Видят судьбу.
Прежде чем общаться с ними, нужно помолиться.
Но лучше не общаться!
Их женщины — ведьмы, а девчонки — аферистки, разбитные оторвы. Добра от них не жди.
Цыганские бароны — жестокие и властные. Шкуру сдерут за пустяк, за копейку!
Это люди вне закона. Своих детей они с малых лет приучают к воровству!
Беспросветные лентяи, наглецы и отщепенцы. В домах у них грязно. Сами не моются. Едят что придется. А пьют, как кони!
И в любой момент хватаются за нож!
Годами кочуют. Живут обманом. Честный цыган — это то же самое, что щедрый еврей. Может, такие где-то и есть, но их никто не видел.
Один ученый, как будто умный, однажды мне выдал: «Я, конечно, понимаю, что для этнографа не бывает народов плохих или хороших, но вы выбрали самый худший».
В моей семье к цыганам относились без уважения и с опаской.
Я слушал, слушал, и получалось, что цыганская семья — это муж-бандит, жена-прошмандовка и дети — на подхвате. Такой стереотип.
Совсем другое было отношение к цыганам-артистам. Этих любили — за песни и пляски, за нарядные костюмы, за красоту!
Начальник милиции города Приволжск мне признавался:
— Я цыган люблю таких, как в фильме «Табор уходит в небо». А наших — нет.
— Почему?
— Ворье.
Он, кстати, был одним из немногих людей, который судил о цыганах не понаслышке. Все остальные, кто их ругал, делали это просто потому, что вроде так положено, и, когда я спрашивал: «А много ли раз вы встречались с цыганами? Что плохого они вам сделали? Расскажите конкретно», люди терялись. Сказать им было попросту нечего. Максимальный ущерб заключался в том, что привокзальная гадалка развела кого-то на сто рублей!
Вскоре я понял: людям о цыганах известно не больше, чем о зулусах, хотя зулусы живут в Африке, а цыгане — рядом. Вокруг них сложилось множество мифов, и не самых лестных. За последнее время ситуация крайне усугубилась криминальной хроникой по ТВ и в газетах, но это же бред — делать выводы о целом народе, имея в виду лишь рассказы о худших его представителях! Эта выборка — нечестная. Ведь и уже упомянутый здесь начальник милиции сталкивался с цыганами исключительно по работе! Но не может же вся нация сплошь состоять из одних уголовников!
Мне стало интересно. Я в тот период ничего не смыслил в этом вопросе и приписывал цыганам уйму такого, чего в действительности не подтвердилось, однако, в отличие от большинства других, мои фантазии сопровождались не знаком «минус», а знаком «плюс»! Я представлял мир таинственный и древний — пусть на обочине, но созвучный с нашим, вернее, с моим.
Антураж тогда был насквозь романтический — вольная воля, нечистая сила, мятежные чувства, любовь и магия, сказка странствий… Виноваты и Лесков, и Кустурица, и Пушкин, но больше всего музыка — Горан Брегович, Алеша Дмитриевич, «No smoking orchestra», «Taraf de Haidouks», «Лойко», «Кali jag»… Музыке я верил гораздо больше, чем друзьям и журналистам, и я все думал: «Ах, цыгане!» или «Эх, цыгане!» Меня к ним тянуло. Это чувство было едва ли не физиологической потребностью, и хотя в итоге я нашел у цыган совсем не то, что искал, оно меня нисколько не разочаровало.
Я завел связи. Стал ездить в табор. У меня появилось там много знакомых, и я многому у них научился. Не потому, что цыгане — уникумы, а потому что, закружившись в прогрессе, мы утратили нечто такое хорошее, что было и у нас, но мы потеряли, а цыгане еще не успели потерять, хотя тоже теряют.
Об этом и книга.
Хочется развеять нелепые домыслы, глупые слухи.
