"Кстати, - спрашиваю, - вам приходилось делать ее?"
"Самой не приходилось, но я несколько раз в больнице видела".
"Тогда, как говорится, с богом!"
Тут выяснилось, что наш каюр, по случаю приезда своих сородичей, до того упился, что лежит мертвецки пьян. Полчаса провозилась с ним Синичкина, но так и не привела его в чувство. А время не ждет, дорога каждая минута. Тогда Нора Даниловна, никому ничего не сказав, кое-как собрала собак, запрягла их в нарту и, на ночь глядя, отправилась через залив. В полночь прибыла в поселок и застала ребенка в критическом состоянии: только вскрыв трахею, можно было спасти дитя. И представьте себе, коллега, наша Синичкина не растерялась, вдохнула жизнь в почти бездыханное тельце.
Ольга была вся внимание, она знала, что значит в таких условиях на свой страх и риск сделать трахеотомию.
- Когда она на третий день вернулась, - продолжал Леонид Иванович, я стал допытываться у Синичкиной, как это она отважилась собрать упряжку и вместо каюра самой гнать ее в темноте через залив. Ведь все это знать нужно! А она, виновато улыбаясь, своим тоненьким голоском отвечает: "Не так уж это сложно. Я несколько раз наблюдала, как это делает наш запивоха Никанор, и научилась!"
- Ну и молодчина, честное слово! - сказала Ольга. - Это надо же так!
- Здесь я делаю пропуск и перехожу к трагической странице моего рассказа. Случилось это в мае. А у нас май месяц - самый коварный! Дуют резкие ветры, шторм доходит до шести - восьми баллов. Небо то на часок-другой просветлеет, и покажется солнце, то наглухо закроется тучами, и средь бела дня становится сумрачно. Ледяной припай с каждым днем все короче, и о том, чтобы пуститься через залив на собаках, и речи быть не может. Доктор Синичкина, отправившись по вызову в начале апреля в дальний поселок, больше месяца не могла выбраться домой.
И вот в кабинете у меня раздаются позывные. Радист дублирует:
"Говорит Нора Даниловна!"
"Слушаю вас, коллега!"
"Леонид Иванович, у жены бригадира Постникова тяжелые роды, самой мне тут не справиться. Роженицу необходимо срочно доставить в больницу".
"Как же вы думаете доставить ее?"
"Морем, другого выхода нет!"
"Рискованно, Нора Даниловна, штормит!"
"Сам бригадир Постников берется вести мотобот!"
"Вот что, коллега, передайте от моего имени товарищу Постникову, чтобы взял себе в помощь Окулова, он старый опытный моряк, вдвоем будет лучше".
Словом, роженицу перенесли на носилках в кубрик, и мотобот отдал швартовы. Едва вышли в открытое море, судно, как скорлупку, закачало на волнах. Его то вскидывало на кипящий гребень, то кидало в бездну.
От этой невыносимой качки - удивительно, как ее выдержала Нора Даниловна со своим вестибулярным аппаратом! - у жены Постникова начались схватки. Примерно на половине рейса ветер достиг ураганной силы. Он с ожесточением обрушивал на судно целые горы воды, сбив палубные надстройки. Заглох мотор. Только великое искусство опытных мореходов каким-то чудом удерживало мотобот от неминуемой гибели. К счастью, заработал мотор.
В это время в тесном кубрике доктор Синичкина, едва держась на ногах, принимала у Постниковой ребенка. Когда все кончилось, Нора Даниловна поднялась на палубу.
"Иван Афанасьевич, Иван Афанасьевич! - закричала она. - У вас сын родился!"
Но ни Постников, ни Окулов не услышали ее крика.
Желание сообщить радостную весть Постникову о рождении сына было так велико, что Нора Даниловна, забыв об опасности, а вернее, по неопытности, не зная, что ей грозит, кинулась к штурвальной рубке. Не успела она добежать до нее, как огромный бушующий шквал с бешеной силой хлынул на палубу, сбил Нору Даниловну и, откатившись, смыл ее в открытое море.
Леонид Иванович прикрыл глаза рукой и, помолчав, сказал тихим, чуть надломленным голосом:
- Вечная память ей, нашей дорогой Синичке!
Ольга заметила, как у него слегка задрожали губы.
...Феерия, обещанная доктором, все-таки была. Сам он проспал ее, а Ольга полюбовалась. Когда в салоне притушили плафоны, она стала смотреть в иллюминатор. Еще недавно темные, с синевой облака начали светлеть, постепенно окрашиваясь в палевые тона, потом прибавились пурпур и золото, но ненадолго; слегка только ветер прошелся по ним, облака дрогнули, взялись холмами, заколыхались, смешав все цвета в один огненно-алый, от раннего восхода солнца, навстречу которому летел самолет.