Багряные зори - страница 24
— И таким образом я обязательно сохраню свою жизнь?
— Не только. После окончательной победы нам необходимо будет организовать свое суверенное правительство, новую власть как в центре, так и на местах. В зависимости от того, кто какой вклад внесет в дело освобождения, тот и займет соответствующий пост. Только от вас зависит, на какую ступень вы подыметесь.
— А если я не знаю никаких подпольщиков?
— Не может быть. Мы вас проверим. И если правда, вы с нашего разрешения создадите новые подпольные группы. Вас уважают, вам верят и за вами пойдут. Однако всей деятельностью подпольщиков руководить будем мы, через вас.
— Значит, пан следователь, ценой предательства я куплю себе жизнь. Правильно я вас поняла?
— Не надо громких слов. Верностью и преданной работой на пользу независимой Украины вы обретете достойное для вас место в новой жизни.
— Разрешите мне взвесить ваши предложения, перед тем как дать окончательный ответ? — спросила Анна Семеновна.
— Пожалуйста, пожалуйста. Только не забывайте — или с нами, или… — Божко умолк, словно споткнулся о камень.
— Что — или?
— Или в гестапо, пытки и расстрел. Третьего не может быть. Подумайте хорошенько.
Божко склонился над бумагами.
— Не отвлекайтесь, пан следователь. Я согласна.
— Согласны? Я так и знал. Откровенно признаться, такого мудрого решения, и так быстро, я не ожидал. Вы — умная женщина, — льстил Божко,
— Я согласна дать ответ на ваши предложения. Но перед этим разрешите задать вам только один вопрос,
— Слушаю.
— К какой политической партии вы принадлежите?
— Странно. Разве вам до сих пор непонятно? Моя партия — партия украинцев-самостийников[11].
— Мне кажется, вы ошибаетесь, пан Божко,
— Как так?
— Вы принадлежите совсем к другой партии,
— Интересно, к какой?
— Такие, как вы, принадлежат к партии КВВ,
— Как вас понять?
— К партии «Куда ветер веет…». А сейчас вы, герой под черной звездой, тянете украинский народ в немецкое ярмо. Разве не вы угоняете дочерей этого народа в новое рабство, на смерть и каторгу в далекую Германию? За какую свободу вы ратуете, какую правду вы отстаиваете?
Следователь пытался что-то сказать, но Анна Семеновна его не слушала. Раскрасневшаяся, она встала со стула и с ненавистью бросила в лицо Божко:
— В тяжелое для родной страны время, как нечисть из вшивого тулупа, повыползали вы наверх! Толпитесь возле стола оккупантов, кусок пожирнее стараетесь ухватить. Объедки получите! Ждете, когда вам кость обглоданную, как той собаке приблудной, бросят. Не о свободе народа вы беспокоитесь. Нет, вы давно предали народ, отреклись от его идей, ничтожные трусы! Грызетесь между собой за тридцать сребреников, пока и вас, как гниду, не раздавят немцы!
Анна Семеновна умолкла.
Растерявшийся следователь с минуту не находил, что ответить.
— Я к вам с хлебом-солью, а вы меня — камнем, — обиделся Божко.
— Камень лучше, чем ваш хлеб!
— Не забывайте, родненькая: на чьем возе едете, те и песни поете.
— Во-первых, пан следователь, я вам не родненькая. Оккупанты и предатели вам родненькие. Во-вторых, на ваш воз я никогда не садилась и ехать на нем не собираюсь!
— Последний вопрос к вам: зачем детей втягиваете в свое безнадежное дело?
— У вас есть достаточные основания утверждать такое?
— Кто проводит тайное следствие, должен знать всё!
— Детей мы оберегаем, но никому не запрещено, даже детям, вносить вклад в борьбу с врагом.
— Зачем впутали школьника Владимира Бучацкого?
— Кого-кого? — переспросила Анна Семеновна, а про себя подумала: «Что же стало все-таки известно следователю?»
— Пионера Бучацкого! — с иронией произнес Божко.
— Вы ошибаетесь, пан следователь!
— Нет! Я никогда не ошибался! Зачем он приходил к вам накануне ареста? Сейчас же отвечайте!
— За книгой.
— За какой?
— Просил что-нибудь почитать.
— Что вы ему дали?
— Я сказала, что у меня сейчас никаких книжек нет.
— Он и раньше приходил к вам за книгами?
— Да. Перед войной.
— Почему он крутился возле погибшего парашютиста?
— Этого я не знаю.
— Всех детей, которые были под вашим влиянием, мы возьмем на самый строжайший учет. Бучацкого тоже. Мы воспитаем новое поколение — поколение, свободное от вашей коммунистической морали. С новым поколением под руководством фюрера мы завоюем себе свободу. Кто не пойдет с нами, будет уничтожен… Наступило тяжелое молчание.
