Пришел день, когда я впервые заговорил с одним из них.
Мне даже не понадобились слова; я знал, что хочет сказать он, и наоборот.
— Долго же ты шел, — усмехнулся он, — все уже забыл, да? А как разговаривал с морем, с камнями тоже забыл? Забывчивые вы, люди… Даже с нами однажды заговорил. Ха! Это надо было видеть! Наверное, для тебя это было откровением, да?
Он расхохотался, но смех его быстро иссяк.
— Неужели ты ничего не помнишь? — теперь на его лице застыло изумление: чуть приподнялась левая бровь, а глаза расширились.
Осень… море… Марина… Ее звали Марина, точно, это она боялась всего странного… Я любил ее — очень сильно любил, но… не состоялась любовь.
Трудно копаться у себя в памяти. Особенно, когда не знаешь, где и что искать. Памяти прошлых жизней… Абсурд!
Но почему он так похож на правду?..
* * *
Сегодня впервые пошел снег. Первый, еще неуверенный, он сразу же таял, падая на землю, отчего идти было совершенно невозможно. А мне нравится! Мне нравится такая погода — будь то долгий дождь или слякоть, или морозный туман. Мне нравится! Почему? Потому что возникают ассоциации с теплым и уютным домом, где можно взять чашку чая, включить телевизор, забравшись под одеяло, и думать только о том, как тебе хорошо и тепло.
А еще мне нравится, промокнув под ледяным дождем, сбросить потяжелевшую одежду и забраться под горячий душ. Но самое большое удовольствие все же доставляет созерцание сыплющегося из туч снега.
Я вышел на два часа раньше, чем обычно, — просто хотел пройтись перед работой, дать отдых нервам. Шел, не торопясь, слегка помахивая портфелем, и не боялся опоздать, как это бывает обычно. Еще не рассвело, в воздухе висели сиреневые сумерки, только мелкий снежок серебрился в свете фонарей.
Как хорошо…
Безлюдные улицы… Почти безлюдные, иногда все же встретишь такого же, как сам, раннего пешехода. Пусто, спокойно, тихо чуть слышно шуршит снег. Стало холоднее и снежинки перестали превращаться в грязь. Даже сама грязь схватилась хрустящей коркой. Белизна растекалась по тротуарам…
Сумерки рассеялись, фонари потухли — будто что-то чужое ворвалось в мир. Улицы стали заполняться людьми, троллейбусами, суетой.
8:30 — через полчаса надо быть на работе. Вот, уже виден огороженный бетонными плитами двор и здание клиники. Никогда не смотрел на него снаружи — НАСТОЯЩИМ взглядом, видящим сущность. Какой он? Наверное, темно-фиолетовый или черный, этот двор. А здание? Лучше и не думать; в таких условиях работаем…
Минутная стрелка часов встала на цифру 12 как раз, когда я вошел в кабинет. Закрыть за собой дверь, повесить плащ в шкаф, приоткрыть форточку — привычные процедуры, совершаемые изо дня в день.
Я сел за стол и почувствовал какое-то неудобство: что-то было не так. Неправильно было. Вот, я пришел во время и что теперь? Что мне делать? Чем заниматься? Чем я вообще занимаюсь? Выслушиваю жалобы главврача на безалаберных медсестер? Надоело…
Сейчас придет Григорьев…
Хм, может, у меня развивается дар предвидения? Нет, все проще, стена эта почти прозрачная. Наверное, из гипса какого-нибудь, нет арматуры.
Дверь открывается, показывается седеющая голова Григорьева.
— Привет, Андрей Михалыч! Что-то ты сегодня рано. А как же твой принцип — лучше поздно, чем никогда?
Григорьев хохотнул — у него сегодня хорошее настроение. А я и не помню, чтобы опаздывал. Вообще не приду — да, но чтоб опоздать…
— Изменил я принципам своим.
— Нехорошо, — Григорьев вошел и сел напротив меня. — Плохо это, Андрей. — и внезапно помрачнел лицом; я уж подумал, что не такое уж хорошее у него расположение…
— Сам знаю, что плохо.
— Не то ты знаешь. Сегодня утром, рано, часов в пять… та же медсестра, Галя…
Голос Григорьева сорвался, он пытался выговорить еще что-то, но только беззвучно шевелил внезапно побелевшими губами. Внутри похолодело; даже мой горячий шарик, обитающий в душе, и тот потускнел. Я посмотрел Григорьеву в лицо — и не увидел ничего, только смертельную белизну и две серых дыры на месте глаз.
Сегодня, в пять с лишним часов утра, прямо под дверями кабинета Григорьева нашли труп пациента из семнадцатой палаты. Он был почти безнадежен — настолько глубоко замкнулся в себе…
