И все же признавать заговор не хотелось. Очень не хотелось.
— Не преувеличивай. Выдумала тоже — заговор! — Виктор даже насмешливо фыркнул. — Паникерша.
Он отвернулся к стене, притворился спящим. Хотелось остаться одному и подумать. Заговор?! Версия объясняла многое.
Ольга потихоньку выскользнула в кухню, включила радио. В перепеве то женских, то мужских голосов стелились нерадостные воспоминания, выстраивались по ранжиру. С октября позапрошлого года по февраль нынешнего, с мертвого Азефа до сегодняшних набиравших цвет синяков не было практически ни одного мирного месяца. Ни одного, ужаснулся Виктор!
Но кто, черт возьми, ему мстит? И за что? Осин не ощущал за собой вины. Он перебирал дни, месяцы, годы и не находил происшествия, за которое его стоило бы наказывать так жестоко. Он не убивал, не грабил, даже не плодил по свету сирот. Его не за что ненавидеть.
С тем Осин и вышел к Ольге:
— Я не сделал ничего плохого, — сказал тихо. — Меня не за что карать.
— Да? — Ольга улыбнулась ласково и недоверчиво. — Я боялась услышать иное. Слава Богу!
— Что, слава Богу?! — вызверился Виктор, — что ты боялась услышать?! Что?
— Ничего, ничего, успокойся. Раз ты ни в чем не виноват, все в порядке. Это недоразумение, стечение обстоятельств, видимость.
— Какая видимость? — заорал Виктор. — Что ты несешь? Я под колпаком! Под прицелом! Я не знаю, как жить дальше! Не знаю, что меня ждет завтра!
Завтра ждать не пришлось. Беда объявилась сегодня. Зазвенел телефон.
— Да! — Виктор схватил трубку.
— Виктор? — спросил мужской низкий голос. — Узнали? Отлично! Я собственно в отношении Оли звоню. Я сейчас как раз работаю над ее биографией. Что вас больше интересует: пикантные подробности прошлого, постыдное настоящее или отсутствие перспектив в будущем. Что выберете? Любая прихоть за ваши деньги!
Осин нажал на рычаг. Череда коротких гудков сменилась непрерывным зуммером.
— Сволочь! — прорычал, снова впадая в ярость. — Ублюдок! Мудак паскудный! И ты хороша! Трам-тара-там-там!
— Возьми себя в руки! Немедленно! — приказала Ольга, тоже срываясь на крик. — Не будь бабой! Прекрати истерику! И не смей орать на меня, понял?!
— Понял, — Осин очнулся. — Понял, — повторил по слогам. — По-нял, — протянул гласные звуки. Роковая истина торила дорогу в сознание. Кто-то объявил ему войну, кто-то пытается его уничтожить. Кто-то! Кто?
— Я понял. Извини, Оленька, — под прицелом милых глаз требовалась выдержка и спокойствие. Играть Осину не хотелось, на лицемерие не хватало сил.
— Кто это звонил? — спросила Ольга.
— Мой враг. — Ответил Осин.
Круглов
Полтора года назад
Убивать пса поехали через неделю. Стоял ясный сентябрьский деней. Виктор Осин — русявый, со смазливой мордахой и ладной фигурой, мужик под сорок гулял с громадиной ротвейлером в парке. Круглов подумал: «Странны дела твои, господи. Живет человек и не знает, что кто-то скоро сломает его судьбу. Как сук об колено. Раз и готово: нет ничего. Одни осколки». И псу посочувствовал: ни за что погибает.
В прицеле оптической винтовки морда здоровяка ротвейлера казалась добродушной и симпатичной. В компании двух немецких овчарок и увальня сенбернара, пес носился по полянке, не чуя, не зная, что истекают последние часы его на бренной земле.
— Собака чем виновата? — Круглов угрюмо разглядывал туманную даль горизонта. — Дети за родителей не в ответе, собаки тем более.
— Не морочь голову, не разводи сырость, стреляй, — процедил Дмитрий.
— Может лучше самого Осина грохнуть? — в перекрестье вертикальной и горизонтальной линий появилась мужская фигура. Оптика давала хорошее разрешение, позволяла рассмотреть лицо Виктора в мельчайших деталях. Ничего не омрачало безмятежность красивого лица. Тридцативосьмилетний удачливый бизнесмен Виктор Осин пребывал в отменном настроении и радужном благодушии. О существовании Дмитрия и Круглова он не подозревал, не догадывался о планах относительно своей персоны, не знал, что в укрытом золотой листвой парке, именно сейчас, двое мужчин в бордовых «Жигулях» собираются разрушить его жизнь.
— Ты ведь отказался убивать, — напомнил Дмитрий. — Ты гуманист и боишься крови.
